Читать «И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности» онлайн - страница 23

Нужно, однако, заметить, что это непринужденное естественное тело существует не в социальном вакууме. Джазовый пианист играет с другими людьми – или, по крайней мере, для них. Его способность быть абсолютно поглощенным ритмом музыки также обусловлена тем, что его это всерьез занимает. То же самое верно для любого состояния у-вэй, одиночного или группового. На этот аспект у-вэй (его зависимость от социального взаимодействия и общих ценностей) обычно не обращают внимания современные исследователи феномена спонтанности, и это критическая ошибка. Случай пьяного ездока покажет нам, почему.

Глава 2

Опьяненные Небом: социальное и духовное преломление у-вэй

У моих студентов пользуется популярностью история из “Чжуан-цзы” о человеке, которого подвозят домой после попойки. “Вот и пьяный, упавший с повозки, – объясняет Чжуан-цзы, – может удариться сильно, а до смерти не убьется. Тело у него такое же, как у других, а ушибется он по-особому”. Я советую аудитории не пытаться проделать подобный опыт и делюсь воспоминанием об одном происшествии. Всех его подробностей я уже не помню, а суть такова: как-то мой друг скатился сначала по склону поросшей травой горки, потом – по лестнице и в результате очутился стоящим на ногах на тротуаре; ни малейшего ущерба он себе при этом не нанес. Мы были так впечатлены, что попробовали сделать то же самое. И все до единого, будто первоклассные гимнасты, приземлились на ноги и потихоньку побрели в общежитие.

Объяснить наш внезапный атлетический успех довольно просто: пьяные обычно физически раскованней (и зачастую свободнее от пут условностей), так как участки мозга, обеспечивающие когнитивный контроль, у них частично отключены. (Нейробиолог сказал бы: ингибированы.) Пьяный смутно представляет себе, что происходит вокруг. Это делает его менее сдержанным (и он начинает танцевать макарену), а также менее подверженным беспокойству о последствиях. Плохо то, что об этом иногда приходится жалеть похмельному рассудку (например, о макарене). Но если пьяный падает с повозки, он не ожидает удара о землю, не напрягается и остается сравнительно целым. Пьяный ездок у Чжуан-цзы “не знал, что едет в повозке, и не знал, что свалился с нее, мечты о жизни и страх смерти не гнездились в его груди, и вот он, столкнувшись с каким-либо предметом, не ведает страха”. Это потому, что “дух его целостен”.

Почему Чжуан-цзы превозносит частичную парализацию участков мозга, ответственных за когнитивный контроль? Потому что состояние опьянения представляет собой суррогат у-вэй: непродолжительное подавление самоконтроля. В то же время очевидно, что образ пьяного человека – просто метафора, и Чжуан-цзы в сущности хочет, чтобы мы опьянялись Небом: “Если человек может стать таким целостным от вина, то насколько же целостнее может он стать благодаря Небу? Мудрый хоронит себя в небесном, и потому ничто не может ему повредить”. Пример ездока демонстрирует, что “опьянение Небом” до некоторой степени уводит нас от обыденного. То, что опасно для большинства людей, не причинит вреда мудрецу, опьяненному Небом.