Читать «Музыканты в зеркале медицины» онлайн - страница 51
Антон Ноймайр
1844 год, как будто, принес улучшение, о чем мы можем сделать вывод из записи в дневнике все той же его ученицы Фридерики Штрайхер: «В конце 1844 года я несколько раз побывала в Париже и мне показалось, что Шопен выглядит как-то покрепче… Тогда друзья Шопена надеялись, что его здоровье восстановится или, по меньшей мере, улучшится». Колыбельная ор. 57 никоим образом не говорит о том, насколько уже болен и слаб был автор в момент ее создания. Ленц, ставший по рекомендации Листа учеником Шопена, так описывал своего учителя: «Молодой человек среднего роста, худощавый, снедаемый грустью и невероятно по-парижски элегантный». Он не знал, что от слабости маэстро иногда вынужден был давать уроки, даже не сидя, а лежа на диване, перед которым стоял рояль. Если его что-то не устраивало в исполнении ученика, то он вставал, сам играл это место, а затем снова возвращался на диван.
3 мая 1844 года Шопена постиг еще один тяжелый удар судьбы — смерть отца. В лице отца он потерял опору и друга, к которому всегда мог обратиться за советом и помощью. Подавленность и отчаяние Шопена в эти недели очень ярко передает Жорж Санд в книге «История моей жизни»: «Несчастью его не было предела, я отчаялась найти средство, способное остановить нарастающую нервозность. Смерть его друга, врача Яна Матушинского, а вскоре и смерть отца, явились для него страшными ударами. Он не был способен представить себе эти чистые безгрешные души в лучшем мире, его мучили лишь кошмарные видения. Я вынуждена была проводить все ночи в соседней комнате… чтобы прогонять призраков, которые мучили его во сне и в бреду. Мысль о собственной смерти ассоциировалась у него с суеверными представлениями славянской мифологии… Его окружали призраки, они звали его… его приводили в ужас их бесплотные лица, он пытался защититься от их ледяных рук, душивших его». Когда Жорж Санд стало ясно, что Шопен потрясен настолько, что даже не может написать письмо родным в Варшаву, она сама написала его сестре Людвике Еджеевичовой и просила ее приехать в Ноан. До этого Жорж Санд, правда, написала успокоительное письмо матери Шопена, но в письме Людвике она была более откровенна: «Вы увидите, что мое дорогое дитя очень страдает и найдете его совсем не таким, как в прошлый раз. Только, прошу Вас, не ужасайтесь так уж состоянию его здоровья — за те шесть с лишним лет, что я его знаю, он, в основном, всегда был таким: каждое утро у него случается довольно сильный приступ кашля; каждую зиму случаются два или три более серьезных кризиса, но такой кризис продолжается лишь несколько дней; время от времени он испытывает невралгические боли — это его обычное состояние. В остальном легкие здоровы и его нежная конституция серьезно не пострадала. Я надеюсь, что со временем он окрепнет, и уверена по меньшей мере в том, что при правильном образе жизни и хорошем уходе он сможет прожить не меньше, чем любой другой». Шопен смотрел на вещи примерно так же: «Я пережил столько более здоровых и молодых людей, что кажусь себе почти бессмертным». Радость встречи с сестрой придала ему новые силы. В августе и сентябре 1844 года Людвика и ее муж провели несколько недель в Ноане и на обратном пути в Варшаву проводили Фредерика в Париж. Шопен пребывал в наилучшем расположении духа, что следует из его письма Жорж Санд, отправленного в Ноан 23 сентября: «Добавлю лишь, что чувствую себя хорошо и остаюсь Вашим искренне окаменелым ископаемым Шопеном».