Читать «Ленин. Дорисованный портрет» онлайн - страница 50

Сергей Тарасович Кремлев

Вначале в этом путешествии с Ульяновыми была и «Зверка» — Мария Эссен. М. М. Эссен (1872–1956) («Зверка», «Зверь», «Зверев») с начала 1890-х годов работала в рабочих кружках Екатеринослава, Екатеринбурга и Киева, два года сидела в тюрьме, была сослана в Якутскую область, бежала за границу, в Женеве познакомилась с Лениным, который направил её в Петербург как агента «Искры». Летом 1904 года Эссен опять была арестована и сослана, опять бежала…

Крупская писала о ней: «Зверь, вырвавшаяся из ссылки на волю, была полна весёлой энергией, которой она заражала всех окружающих. Никаких сомнений, никакой нерешительности в ней не было и следа. Она дразнила всякого, кто вешал нос на квинту… Заграничные дрязги как-то не задевали её».

Втроём они на пароходе добрались до Монтрё, погуляли по знаменитому Шильонскому замку, поднялись на вершину Дан-дю-Миди, но потом, как вспоминала Надежда Константиновна, Эссен отстала, заявив: «Вы любите ходить там, где ни одной кошки нет, а я без людей не могу».

Денег было в обрез, питались в основном всухомятку — сыром и яйцами, запивая вином или родниковой водой, а обедали изредка. Но в одном «социал-демократическом» трактирчике рабочий посоветовал: «Вы обедайте не с туристами, а с кучерами, шофёрами, чернорабочими: там вдвое дешевле и сытнее».

Так и поступили…

«Тянущийся за буржуазией мелкий чиновник, лавочник и т. п., — поясняла Надежда Константиновна, — скорее готов отказаться от прогулки, чем сесть за один стол с прислугой. Это мещанство процветает в Европе вовсю. Там много говорят о демократии, но сесть за один стол с прислугой не у себя дома, а в шикарном отеле — это выше сил всякого выбивающегося в люди мещанина. И Владимир Ильич с особенным удовольствием шёл обедать в застольную, ел там с особым аппетитом и усердно нахваливал дешёвый и сытный обед».

А потом они надевали свои «мешки» и шли дальше…

В рюкзаке у Ленина лежал тяжёлый французский словарь, в рюкзаке Крупской — полученная ей для перевода французская книга, однако ни словарь, ни книгу они так ни разу и не открыли — «не в словарь смотрели мы, а на покрытые вечным снегом горы, синие озёра, дикие водопады…»

Вот, собственно, один этот месяц и был в их жизни — один полностью беззаботный и молодой. У них были хорошие дни и в Шушенском, но разве можно сравнить ссылку со свободой? Пропахшее навозом Шушенское — с горными тропами, дышащими чистейшим воздухом Альп?

«Белая» и «золотая» сволочь разных стран бешено развлекалась на модных курортах, за ночь просаживала в Монте-Карло суммы, которые могли бы обеспечить судьбу сотен обездоленных людей…

А Владимир и Надежда Ульяновы, лишь недавно «разменявшие» четвёртый десяток, ещё молодые, здоровые, полные энергии, шагали себе по гористой Европе, и им было хорошо вдвоём. Они рады были забыть на время о деле, ими самими на себя принятом, и на целый месяц — в первый и последний раз в их жизни — принадлежали только самим себе.