Читать «Хам и хамелеоны. Том 2» онлайн - страница 122

Нина боялась пошелохнуться.

— Вы попробуйте, — попросил он. — Боль ваша утихнет. Доброта Ее безгранична. Милосердию Ее нет предела. Сам я в этом столько раз убеждался.

— Обязательно… попробую, — задумчиво ответила Нина. — Я хотела вас спросить… У меня бывает, я не знаю, как это объяснить… Я редко читаю молитвы, но когда читаю, я постоянно плачу. Ком появляется в горле, и плачу. Что это значит? Ведь это не просто нервы? Что делать?

— Вас захлестывает волна сожаления?

— Не знаю… Что-то такое, я не могу удержаться. Я и в храм заходить боюсь, потому что непременно расплачусь на виду у всех.

— Вы чувствуете, что, когда вы просите, вы получаете всё сразу и больше, чем просили, и вам совестно?

— Да, больше, чем я прошу! Да! — подтвердила Нина. — Хотя… не знаю, — тотчас же отреклась она от своих слов.

— Вы в монастырях бывали когда-нибудь? — помолчав, спросил Владыка.

— Нет, по-настоящему нет. Заходила, но так… из любопытства.

— В Петербурге?

— В Москве… Я в Москве живу.

— Съездите в Оптину Пустынь… Есть такой монастырь под Калугой. А рядом, неподалеку, и Шамординский, женский.

— Просто так? Приехать и что?

— В Шамордино спросите матушку Амвросию, игуменью. Скажите, что я вас послал…

Владыка говорил медленно, речь его лилась спокойным прозрачным ручьем. Теперь он рассказывал о вещах скорее незначительных, как Нине казалось. До ее сознания долетали лишь обрывки фраз, и у нее появилось чувство, что обращаются вообще не к ней, а к кому-то другому. В голове стало гулко и пусто. А в душе опять поднималась какая-то гарь, опять что-то тлело внутри от жгучего стыда. Стыдно было даже не за то, что она не в состоянии сосредоточиться и заставляет пожилого человека делать над собой усилия. Неловко было за свою внутреннюю грязь, к которой пришлось прикоснуться постороннему человеку. Стыдно было за всё. Новое, какое-то всеобъемлющее чувство вины и сожаления охватило ее с необычайной силой.

— Главное, не волнуйтесь, — сказал владыка, опять улыбаясь одними глазами. — Всё будет хорошо. Главное, не обманывайте себя… Не греши больше! — повелительно провозгласил он и, накинув Нине на голову епитрахиль, дал ей опуститься на колени и стал читать разрешительную молитву…

Поездом она доехала до Калуги. От вокзала добиралась на автобусе. О ее приезде в Свято-Амвросиевскую пустынь — девичий монастырь под Шамордино, — куда она отправилась через неделю после возвращения из Петербурга, никто не был предупрежден. Но как только она спросила на входе, как найти мать Амвросию, настоятельницу, и объяснила, что благословение на поездку получила от владыки Ипатия Величкова, ее сразу же провели по длинной аллее вглубь огромного, как Нине показалось, старинного монастыря.

Две женщины в платках шли навстречу с подносами, несли свежий хлеб. Когда они приблизились, от буханок пахнуло терпким, кисловатым духом дрожжевого теста, напомнившим что-то давнее, хорошее, размывшееся в памяти.

Светлые лица монахинь, провожавших Нину к настоятельнице, тоже удивляли своим спокойствием и беззаботностью. В их обществе она сразу почувствовала себя легко. Но подстегивал стыд. Всё тот же зудящий стыд за себя и за всех, кто жил вне этих стен. Ей вдруг казалось, что она в чем-то обманывает этих женщин, воспользовавшись их простодушием. И неожиданно для себя она подумала: а что, если бросить всё и поселиться здесь, и быть как они, как эти монахини? Есть каждый день монастырский хлеб. Жить в простоте, в чистоте, без этого липкого налета, от которого в привычном, нормальном мире всё равно не отмоешься. В грязи придется сидеть всегда. В Москве, дома, везде… И действительно, как ни всматривалась она в себя, она вдруг не находила ни единого незапачканного уголка в своей душе. Внутри налета было даже больше, чем снаружи. Что-то навсегда утраченное, не такое чистое, как прежде, она угадывала даже в жизни дочери, в ее детском секретничании, в их изменившихся отношениях, и в то же время — о, парадокс — что могло быть для нее дороже на свете?..