Читать «Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1» онлайн - страница 169

Вячеслав Борисович Репин

Дни казались неимоверно короткими. Размеренная гарнская жизнь, несмотря на неутомимую возню в саду и розарии, которая переменам последнего времени придавала что-то незыблемое, узаконивающее их, больше не казалась Петру унылой и однообразной. Во всём вдруг виделись какие-то новые возможности, до сих пор не использованные. Это удивляло даже в Версале. Кабинетная работа перестала казаться рутиной.

Обычная загруженность не помешала ему предложить Ш. Вельмонт помощь в нескольких ее «начинаниях». Он согласился поработать на добровольных началах и даже от этого получал необычное удовлетворение. Он вполне отдавал себе отчет, что тем самым он уличает себя в честолюбии. Однако его преследовали и более серьезные опасения на свой счет. Не пытается ли он дешево отделаться, выбрав способ попроще, чтобы искупить в себе какие-то согрешения, в которых недосуг копаться? Так ли кристально чиста его совесть? Не было ли всё это вообще иллюзией, отсрочкой?

Вновь и вновь раздумывая над своими отношениями с племянницей, Петр пытался себя образумить, внушить себе, что не происходит ничего из ряда вон выходящего. Родство их связывало двоюродное, не кровное. Большая разница в возрасте? Но разве не всё в мире относительно? И всё же хотелось разобраться в себе до конца, хотелось полной ясности хотя бы с самим собой. Не попахивало ли здесь какой-нибудь более глубокой личной аномалией? Почему женщины зрелого возраста, даже самые привлекательные, не пробуждали в нем ничего подобного?

Впрочем, наговаривать на себя тоже казалось глупо. Разве еще вчера ему не удавалось жить в соответствии с общепринятыми стереотипами, делить жизнь с женщиной почти одного с ним возраста? И разве он не находил в этом равновесия?

Именно стереотипы — Петр не мог вводить себя в заблуждение — вызвали в душе наибольший протест и отвращение. В соответствии с той же нехитрой логикой, «асоциальное» отношение к столь простой, по сути, житейской проблеме и превращало всё в дилемму, неразрешимую в тех же социальных рамках. И чем дальше — тем больше. Стоило ему мысленно вернуться в мир реальный, со всеми его извечными стереотипами, с родственными обязанностями, со всеми теми нормами и правилами, которые он не мог отвергать, потому что не верил в отрицание как таковое, но в то же время не мог не чувствовать ни малейшего доверия к этим нормам и не мог довольствоваться суеверием, что вся эта жизненная шелуха почему-то необходима… — стоило ему задуматься на миг, что рано или поздно придется объясняться с родителями Луизы, и у него опускались руки. От новых сомнений. От непонимания себя самого. От неизвестности, которая поджидала впереди. От вчерашних самоувещеваний не оставалось камня на камне. Но в таком случае разве не была Луиза права, упрекая его, бывало, в ханжестве?

Не пора ли открыть глаза и взглянуть на вещи трезвым взглядом? Разве не сужал он вокруг племянницы круги? Разве не делал он всё возможное для того, чтобы свести на нет дистанцию, разделявшую их и не позволявшую отношениям развиваться в предсказуемом направлении? Ведь он не принял никаких мер предосторожности даже в тот момент, когда уже понимал, что эти меры напрашиваются. Не объяснялась ли его изначальная осторожность, воздержание от инициатив и первых шагов по сближению, которых он так и не сделал, его полной уверенностью, что в этом нет необходимости, что она сделает эти шаги сама? Не пытался ли он таким образом оградить себя от угрызений совести?..