Читать «Собрание сочинений. Том 3. Non-fiction» онлайн - страница 44

Илья Валерьевич Кормильцев

ИС: Оно свидетельствует о стихийном бедствии.

ИК: Ну, социализм является перманентным стихийным бедствием, но в результате такого стихийного бедствия, как социализм, само бедствие обязано своим существованием этому народу. Народ… Возникает такая змея уроборос, которая кусает свой собственный хвост. И становится трудно понять, что первично: стихийное бедствие или народ, и кто кого вызвал.

Естественно, рок-н-ролл, как все, что у нас ново и может дать в метафорическом смысле лишний килограмм колбасы, также был воспринят обществом недифференцированно, — младшей его частью, которую культурная часть могла принять. И теперь мы вынуждены подсчитывать количество людей, которым действительно этот рок-н-ролл нужен, и людей, для которых он был вариантом Жени Белоусова (только неудобным, потому что надо думать, что-то понимать), и которые с радостью вернулись к Жене Белоусову, когда он появился.

ИС: Разве он исчезал?

ИК: Он в тот период испытывал глубокий кризис. Эстрада стала скучной. Не могла кормить народ развлечениями. Нужно было что-то помоложе, попрыгучей, поэротичней. И тут на пустом месте появился рок-н-ролл. В него кинулись те, кто от него тащился с древних времен, а по дороге прихватили кучу ПТУ-шников, девочек, накрашенных в фиолетовый цвет с головы до пят. Вся толпа кинулась и закричала: «А-а-а! Здесь начинается второй процесс». Мы же интеллигенты, пусть даже из крестьян. А русский интеллигент всегда страдает врожденным половым извращением: он любит народ. И он должен быть с народом. А если он над народом возносится и как-то от него отделяется в своей академической жизни, то он чувствует себя неловко. И, встречаясь с народом в колхозе на сметывании стогов, он поет с ними радостно песни и обнимает симпатичных пейзанок.

ИС: Ну, симпатичных пейзанок — это не извращение. Если бы он обнимал коров…

МТ: Он обнимает не симпатичных, а пейзанок.

ИК: Дело в мотивах. Это случай Саши Черного: интеллигент и Дуня на диване. Это унаследовалось, несмотря на большевизм и опасность селекции по методу эрдельтерьера. Эта собака была выведена англичанами для охоты на львов в колонии, для сафари. По одному признаку — глупости. Селекция по отрицательному признаку. Потому что собака в здравом уме понимает, с кем имеет дело. Выбирали самых наглых и глупых, а остальных топили.

Надо было научиться осторожному обращению со словом «народ». А мы — нет. Особенно ленинградцы. Есть нормальный врожденный большевизм, но он в 1917 году исчез, а есть патологический большевизм, который состоит из лозунга «Мы вместе». И когда все прибежали, закричали: «Алиса! Нау!» — это было всем хорошо, нравилось, а потом они побежали обратно к Белоусову. И вот бы тогда сказать: «Пошли вы вон, козлы вонючие. Наконец-то вы нас оставили наедине со своими людьми». И тут не деньги сыграли роль. Мы же понимаем, что это люди, несводимые к одной покупке. Это болезнь русского интеллигента: народ валит из зала. От меня уходит мой народ, который я люблю. Следовательно, и он должен меня любить в силу третьего закона Ньютона. Куда же ты идешь, мой народ?! И вот уже не из зала протянуты руки, а в зал со сцены. И начинается гнутие микрофонов, ломание стульев, чтобы удержать уходящего. Ну, на такие вещи клюет, как правило, последний гопник. Он остается в зале. Его задерживают трюком: жопу что ли показать или раздюдюх русский станцевать.