Читать «Мертвые не лгут» онлайн - страница 17

Выбралась – в первый и последний раз – из своей Австралии мама.

Чуткевич взял на себя все ужасные хлопоты по организации похорон.

В итоге последовавшие за страшной вестью об убийстве пару недель профессор Остужев провел не то чтобы как во сне. Впоследствии они, эти дни, вовсе изгладились из его памяти – как и не было их. Он не помнил ни тягостного опознания в морге, ни подготовки к похоронам, ни самой церемонии. Забылись допросы, и довольно активные и даже грубые – которые, оказывается, велись в его отношении в полиции: а не он ли, спрашивается, порешил свою женушку? Мотивов хватает – один дом на Рублевке чего стоит. Слава богу, полицейские знать не знали (и так и не проведали) о его диагнозе – а не то точно закатали бы в маньяки. Но вскоре полисмены отстали – о происходившем Остужеву постфактум рассказывали коллеги, сам он ничего не помнил.

Помог Коняев: немедленно заложил своего постоянного пациента в стационар. Платную клинику для привилегированных сумасшедших с палатами на двоих. Пичкал его ударными дозами – так что Остужев проводил почти все время в блаженной сладкой полудреме. (Потом, когда он вышел, оказалось, что суперспецбольница съела едва ли не половину семейных накоплений). В какой-то момент – месяц прошел или больше – психиатр решил, что профессор достоин самостоятельной жизни. Лично привез его в особняк – где к тому моменту специально нанятый человек ликвидировал (по совету того же Коняева) все и всяческие следы, напоминающие о покойной супруге: ни фотографий, ни вещей, ни безделушек – ничего. Даже машину ее быстренько продали за полцены.

Но все равно – она ему постоянно о себе напоминала.

Придет ли в пустой и глухой дом и по ошибке, в задумчивости, крикнет: «Лина, я дома!»

Увидит ли в потоке автомобильчик, точь-в-точь как ее.

Попадется ли на глаза книга, которую они вместе читали и обсуждали.

Профессор никогда не говорил Линочке о любви. Такого слова вообще не было в его лексиконе. И он никогда не думал, что он ее любит. И даже не думал, что способен любить.

Казалось бы: Лина просто организовывала ему быт и жизнь – и точка. Теперь, когда ее не стало, организация жизни рассыпалась – но быт можно было наладить и устроить по-другому, была бы воля.

Дело было в другом. Сейчас, когда Линочка исчезла, Петр стал ощущать постоянное тянущее, сосущее чувство. Как будто от него ампутировали – вот только что? – что-то более серьезное, чем даже руку, ногу. Может быть, сердце? Или кусок его самого? Или часть его души?

То и дело являлись образы, центральным в которых была – ОНА.

Вот они вместе на любимом американском пляже. Вечер, прохлада. Он выходит из воды, а она подает ему полотенце. Кто-то скажет: опять быт, обслуга. Но вспоминалось также и как спустя час, совсем вечереет, из океана выходит она, и купальное полотенце подает ей – он. И она, смеясь, вытирается и, одновременно приплясывая, вытряхивает воду из уха.

Или другое. Лето, жара. Лина возится со своими любимыми цветочками в саду. Глухая рубашка, перчатки по локоть – розы весьма колючи. Тыльной стороной предплечья отирает пот со лба. И что-то в этом жесте есть невыразимо прекрасное – и теперь совершенно недосягаемое.