Читать «Во имя истины и добродетели» онлайн - страница 61

— Я глубоко тронут, друзья, вашей дружбой ко мне и мужеством вашим. Но для меня было бы величайшим несчастьем, если бы я оказался виновником смерти столь благородных людей. Прощайте!

И Сократ с учениками, не видя помощи запуганных граждан, отступились от стражников.

И, услыхав затем, что смерть встретил Ферамен спокойно и даже насмешливо, что, осушив бокал с цикутой, он выплеснул остатки отравы на пол, как делают возлияние богам афиняне на веселых пирушках, сказав при этом: «Это я дарю моему ненаглядному Критию!» — узнав об этом, восхитился Сократ стойкостью Ферамена и заметил друзьям:

— Он был не только «прекрасным и добрым», и не только мудрым государственным мужем, он был к тому же самым мужественным в сопротивлении беззаконию, а это важнее всего в добродетели! Мир праху его!..

И в ту же пору напасть пристала к доброму другу Сократа, Критону, кто в самые черные дни войны и блокады не раз спасал Сократову семью от голода. Напасть же заключалась в том, что начали преследовать его сикофанты Крития; и седобородый, лысоватый уже от прожитых лет, но моложавый лицом Критон признался однажды Сократу:

— Одолевают меня сикофанты, Сократ, спасу от них нет. Куда ни пойдешь, они за мной увяжутся. Где ни присядешь — и тут же они. То попрошайкой прикинутся, то затешутся среди гостей хозяина, пригласившего меня на обед, то нагло лезут в друзья, оглядываясь но сторонам, и нашептывают на ухо мне проклятия Критию, печалясь об утраченной нами свободе. Играют простачков, мошенники, не хуже актеров, и все это затем, чтобы выудить у меня ненароком какое-либо неосторожное слово. Я уж и на улицу боюсь выйти…

И сказал Сократ добродушно:

— Я думаю, Критон, что зарятся эти волки на твое немалое богатство. Но разве ты, как добрый хозяин, не вправе заиметь хорошего волкодава для спасения стада от своры волков?

Критон же, послушавшись совета, пригласил к себе знакомца одного, помогавшего ему в торговом деле, Архидема, человека молодого и смышленого и немало к тому же обязанного хозяину за милости с его стороны, и предложил ему стать «волкодавом». И, согласившись, выказал Архидем такое рвение на новом поприще, что, затесавшись в ряды сикофантов и открывши множество совершенных ими преступлений и имена оклеветанных ими, очень скоро заставил их прекратить преследование своего хозяина, а самого главного из них, которому разоблачение его делишек грозило телесным наказанием и крупным денежным штрафом, вынудил не только отступиться от Критона, но внести еще и откупную плату самому «волкодаву»… И Сократ, узнав, чем кончилось противоборство волков с «волкодавом», долго, до слез, хохотал и радовался за Критона…

Сократ же не был столь осторожен на слово, как Притон, и, слишком часто подвергая себя опасности быть подслушанным, не уберегся от доносительства. Однажды, уподобив в споре Крития негодному пастуху, спросил Сократ: «Пастух ли тот, кто уменьшает стадо?»… — и сикофанты немедля донесли о прозрачном намеке главе тиранов. В другой раз, узнав, что Критий вовлекает в свои гульбища афинских юношей, тем самым склоняя их к пороку, Сократ назвал его «свиньей», — и это тоже донесли хозяину. И, затаивши злобу на неугомонного старика, которому минуло в эту пору шестьдесят пять лет, вызвал его к тиранам сам Критий с помощником по особым делам Хариклом, и спросил, знает ли он о только что оглашенном законе, запрещающем беседы философов с молодежью. И Сократ сказал: