Читать «Во имя истины и добродетели» онлайн - страница 53

Уже давно ходили слухи о подпольных гетериях, объединивших юных сыновей аристократов, да только им никто не придавал значения. Заговорщики же из гетерий, укрепившись, начали с того, что тайно убили самого влиятельного из народных вождей, Андрокла, а за ним и несколько других, и, совершивши это злодеяние, пришли они в народное собрание и предложили, чтобы в государственных делах участвовали не все, как было раньше, а не больше пяти тысяч граждан, полезных государству личным дарованием или своим имуществом.

И поскольку народ, запуганный тайными убийствами, оказавшись без вождей, хранил молчание, а выступали лишь единомышленники заговорщиков, предложение прошло; и хотя народное собрание и Совет Пятисот созывались теперь как обычно, заправилами там были заговорщики, ибо страх оказаться жертвой заговора был настолько силен, что афиняне не только не осмеливались выступить против, но отказались даже от намерений разыскать убийц своих вождей.

К той-то поре и вернулся в город главный вдохновитель молодежи из гетерий, Писандр, тот самый, кто, будучи отправлен послом на Самос, служивший главной военной базой афинян, присоединился там к олигархическому мятежу, возникшему в афинском флоте, а затем, возвращаясь домой, свергнул демократию во всех попутных городах-союзниках.

И, созвав народное собрание, Писандр и три других вдохновителя переворота, первейший из ораторов Антифонт, самозваный ученик Сократа Критий и ученик софиста Продика, аристократ Ферамен, понудили народ угрозами расправы над теми, кто проголосует против, избрать четыреста граждан с неограниченными полномочиями, созыв же остальных пяти тысяч узаконить как необязательный и лишь по усмотрению «Четырехсот».

И пользуясь тем, что большинство сограждан несет караульную службу в городе, ибо Агис с войсками все еще стоял поблизости, в Декелее, «Четыреста» в сопровождении ста двадцати членов гетерий проникли в здание Совета, каждый с кинжалом под плащом, и, выдав заседавшим там советникам «Пятисот» причитающееся жалованье, велели им убраться; и Совет безропотно покинул здание. Хранил молчание и остальной народ, напутанный переворотом.

И, выбрав из своей среды по жребию пританов-председателей, совершили заговорщики положенное в этих случаях молебствие и жертвоприношение богам. Так было свергнуто столетнее народовластие в Афинах…

И снова стал Сократ свидетелем жестокости, разгул которой наблюдал в Керкире, ибо, опасаясь мести демократов, начали «Четыреста» расправу над противниками и одних казнили тайно, других гноили в тюрьмах, третьих изгнали из города.

Не пощадили олигархи даже славного софиста Протагора — Мудрость, доживавшего свой век в Афинах, и обвинив его в развращении народа богопротивной болтовней, притащили старца в суд и, найдя в его сочинениях «О богах» важное признание в безбожии: «О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, — к вопрос томен, и людская жизнь коротка», — по требованию одного из «Четырехсот», Пифодора, выгнали из города; и даже давний почитатель софистов, Критий, не желая пятнать себя в глазах «Четырехсот» участием к главе софистики, не поднял голоса в защиту мудреца.