Читать «Халкидонский догмат. Повесть» онлайн - страница 21

Я был в замешательстве. От одной мысли, что она уйдет, мир в считаные секунды стал терять все свои краски. Настаивать на чем-либо было нелепо.

— Ты хотя бы салат возьми! ― предложил жене Аверьянов, как и я, удивленный тем, что она должна уйти. ― Ты же с утра ничего не ела…

— Хорошо, только салат, ― равнодушно согласилась она.

— Так ты во Франции и осел? ― вернулся Аверьянов к тому, с чего начал.

— С тех пор как уехал, так здесь и живу, ― подтвердил я.

— Ты п-представляешь… ― Аверьянов повернулся к жене. ― Его же ф-фытурили! Нет, тебя, правда, выгнали, с т-т-треском?

— Правда.

— Елки п-палки!.. А были слухи, к-кажется, по «Голосу Ам-мерики» п-передавали, что французский посол п-прилетал за тебя п-просить. ― Аверьянов качал головой с седыми висками. ― На собственном самолете!

— Зачем я сдался французским послам? Откуда у послов самолеты?

— Ну, не важно… Ты не поверишь, как я б-был рад за т-тебя! Говорил себе: ну, хоть кто-то п-плюнул им в харю! И знаешь, г-гордился как за себя самого.

— Всё было проще. Меня лишили прописки, и я год прятался в Сибири, на даче у родственников, ― сказал я, главным образом для того, чтобы это услышала Валентина, мне вдруг захотелось хоть чем-то вызвать к себе ее интерес. ― Дурачил всех, печку топил, по утрам откапывался из снежных заносов. Словом, сам себя сослал в Сибирь.

— Какое это имеет значение! Совершенно не имеет значения! Никакого значения… ― с волнением бормотал мой былой товарищ. ― Главное, что ты смог сказать н-нет. Н-не хочу я есть из вашей миски! В то время это б-было… Сам понимаешь… Сегодня уже никто не понимает, что это значит… А т-теперь ф-фидишь… ― наивный добряк, Аверьянов обвел пылким взором убогий ресторанишко, мельком остановил взгляд на жене и стал оправдываться: ― А я, когда всё заварилось… Ты знаешь, особого выбора не было. Хочешь жить ― умей вертеться! Страшная поговорка… Т-тебе не кажется, что она страшная?

— Страшная, ― согласился я.

— Я, в общем-то, вышел сухим из воды. Удалось, так сказать, встать на ноги, никого не обокрав. А д-другие… К-кускова п-помнишь? Ну, как же?..

— Помню.

— Ну да… ― Аверьянов изобразил руками что-то большое, высокое и, посмотрев в потолок, добавил: ― Это же он п-пирамиды начал строить.

— Кусков?!

— Кусков! Одним из первых разбогател, сукин сын! Не п-представляешь, как разбогател! Ну, а п-потом, ехал на машине, и гранату в окно п-подбросили.

— Погиб?

— Кускова разорвало… на к-куски.

Аверьянов и сам оробел от получившегося каламбура. Он приподнял над столом стакан с виски, будто гранату с выдернутой чекой, и смущенно пробормотал:

— Давай выпьем за нас… За п-прошлое. За ф-ф-се хорошее…

Мы чокнулись, выпили, помолчали.

— В Москву ездишь? ― спросил Аверьянов.

— Езжу.

— И что ты думаешь?

— О Москве?

Аверьянов изучал меня немного охмелевшим взглядом и как будто ждал какого-то приговора.

— Мне там нравится, ― сказал я. ― Когда приезжаю, назад не хочется… Но все мечут икру, к этому трудно привыкать.

На щеках у Валентины появились едва заметные ямочки. После тоста, произнесенного мужем, к бокалу с вином она больше не притрагивалась.