Читать «Халкидонский догмат. Повесть» онлайн - страница 12

— Как вы талантливо обо всем говорите.., ― не выдержал я. ― Но послушайте… Ведь так нельзя!

Глядя на меня в упор, она посмеивалась: дескать, как хотите, заблуждайтесь, если вам нравится, но не требуйте того же от других.

Я принялся рассуждать о немецкой литературе, в которой вроде бы разбирался, и нес какую-то чепуху о «романтиках», о послевоенном немецком постмодернизме. Но и здесь меня поджидало фиаско. Герман Гессе казался ей сентиментальным, к тому же был никудышным стилистом; она учила когда-то немецкий и основные романы Гессе прочитала в подлиннике. Томас Манн, при всей его болезненно обостренной наблюдательности, со всем его словесным голодом, который иногда особенно остро испытывают люди невменяемые, казался ей не просто напыщенным, а обыкновенным мещанином, каковым, видимо, и был до мозга костей, благо умудрился жениться на состоятельной наследнице, вот и разбирался как никто в курортах, в ридикюлях, в родословной новоиспеченной аристократии…

— Что же вы тогда читаете? ― спросил я с опаской и даже замедлил шаг. ― Только женские журналы, что ли?

— Ну почему… Я многое читаю с удовольствием… Толстой нравится, Аксаков, Лесков…

— Нет-нет, так нельзя! Так вас далеко занесет.., ― возмутился я. ― Чем Толстой лучше Достоевского? Или вы совсем тургеневский персонаж…

— Вы хотите сказать — тургеневская барышня?.. Нет, с Лизой Калитиной у меня мало общего. Тургенев с его дворянскими гнездами несовременен. Ему, как и Бунину, присуще… любование породой и даже, по-моему, слащавость. Но слащавость ― это вообще такая черта… Она часто встречается у хороших русских писателей. А типичный представитель современного мира ― это метис… Да-да, метис, смесь всего… Поэтому сегодня всё это устарело. У-ста-ре-ло, ― по слогам выговорила она, подводя под сказанным жирную черту. ― Всё это не отвечает духу времени, вот и все.

— Представляю, что бы вы обо мне сказали, если бы вам попал в руки мой опус, — помолчав, заметил я.

— Я в общем говорю. Писатель-современник ― это совсем другое…

— Да в чем же разница? Он что, права имеет какие-то особые? Вроде больного или недоразвитого?.. А что если время и забвение просто еще не успело отсеять из общей кучи случайный мусор? — вопрошал я.

— Современники более ранимы. Потому что более уязвимы… Дома я читаю журналы… у нас дома, у родителей, была традиция, выписывать толстые журналы… и попадаются неплохие вещи.

— Современные, российские?.. Вы читаете эту муть?! ― продолжал я возмущаться, вдруг осознав, что вряд ли смогу признаться ей в том, что и сам соглашаюсь печатать свои опусы, если предлагают, в тех же толстых российских журналах.

— Да, современные. А вы всё это, конечно, презираете…

Я разводил руками, оскорблено бормотал, что, к сожалению, не могу не читать, заставляю себя, но чаще всего просто просматриваю текст по диагонали, заставляя себе следить за тем, что творится на белом свете, чтобы не выглядеть совсем отставшим от жизни.