Читать «Любовь не помнит зла» онлайн - страница 112

— Узнаешь место, Леся? Это та самая спальня. Да ты наверняка помнишь, что я с тобой тогда сотворил.

— Не надо. Прошу вас. Пожалуйста.

— А вон там, на комоде, камера стояла, — словно не слыша ее, продолжил Командор своим вяло шуршащим, почти мертвым голосом. — Я ее вон той статуэткой прикрыл. Золотым амурчиком. Видишь? А на постели — ты, дрожащая, перепуганная, сломленная.

— Не надо. Хватит. Прекратите. Я прошу вас, замолчите немедленно! — хриплым надсадным шепотом прокричала Леся и то ли разрыдалась, то ли закашлялась, прижав ладони к лицу. — Зачем, зачем вы?

— Не знаю, зачем, Лесь. Нет, вообще-то я знаю, конечно. Я понял, я давно понял. Просто не хотел сам себе в этом признаться. Он прав, он прав! Такое нельзя простить. Никогда. Он прав! Он совершенно правильно все сделал, мой сын. Вы утром уедете, а я больше никогда… Вот утром я и умру. Когда вы уедете.

— Не… Не говорите так.

— Ты не плачь, Леся. Ты прости меня. Хотя о чем я? Какое, к черту, прощение? Такого действительно не прощают. Ты береги его, ладно? Он молодец, он все правильно сделал. Ты по всем статьям отомщена, девочка.

— Да не надо мне никакого отмщения! Зачем оно мне?.. Мне… простить вас легче, чем получить это ваше дурацкое отмщение! Я… Я прощаю вас! Прощаю! Вы меня слышите? Я прощаю вас!

Она снова прижала ладони к лицу, заплакала уже по-настоящему, чувствуя под пальцами горячие слезы. Казалось ей, что пространство комнаты заходило вокруг ходуном, будто возмущаясь неожиданно вырвавшимися словами о прощении. И правда — почему? Почему она это сказала — прощаю? Не думала, не гадала, не собиралась — само по себе вырвалось. И даже досады на душе никакой не было. Одни сладкие слезы бегут и бегут, и в голове стучит сильно, так сильно, будто бьет ее что-то изнутри. Бьет, бьет…

Леся вдруг вздохнула глубоко и свободно, будто вынырнула из-под толстого слоя воды. Потом еще раз вздохнула, отняла руки от лица, огляделась. Странное у нее появилось ощущение, будто она подпрыгнула высоко и парила под потолком спальни. Будто вылетела из толстой ореховой скорлупы и парила. Тяжелый последний всхлип толкнулся в грудную клетку, и она снова вдохнула в себя воздух коротко и отрывисто и замерла, прислушиваясь к себе.

Командор глядел на нее с усталой грустью, улыбался незнакомой благодарною улыбкой. Лицо его было бледно, виски впали, блестели нездоровой испариной. Леся остановила на нем взгляд, смотрела долго, потом произнесла удивленно:

— А я вас больше совсем не боюсь, Командор.

— Я больше не Командор, Леся. Зови меня Андреем Васильевичем.

— Да какая разница. Все равно не боюсь.

— Что ж, это хорошо. Это и правильно. Теперь я тебя боюсь.

— Меня? Почему?

— Ну, вдруг ты передумаешь с… прощением.

— Нет. Я не передумаю. А хотите… хотите, я вам первому скажу? Чтоб вы не сомневались?

— Ну, скажи…

— Вы скоро дедушкой будете! Не скоро, конечно. Может, к ноябрьским праздникам. У вас внук будет. Или внучка.

Кадык дернулся на его небритой шее, глаза закрылись, губы задрожали то ли в плаче, то ли в улыбке. Не открывая глаз, он махнул слабо рукой, с трудом выдавил из себя: