Читать «Особенности национальной бюрократии. С царских времен до эпохи Путина» онлайн - страница 63

Алексей Юрьевич Щербаков

Можно было спокойно жить в свое удовольствие. Вот, к примеру, дело о злоупотреблениях на Петербургской таможне. Необычность его в том, что в него вляпался А.А. Энгельгардт, тесть самого К.П. Победоносцева, являвшегося по сути официальным «идеологом» царствования Александра III. Нечистый на руку родственничек наряду с другими чиновниками был уличен в незаконных махинациях, нанесших убыток казне. По велению императора Энгельгардт был отдан на поруки Победоносцеву (под залог в 50 тыс. рублей, которые тот так и не заплатил), а само дело прекратили.

Еще одной радостью для чиновников было то, что в стране продолжался промышленный подъем. Особенность русского капитализма и тогда состояла в том, что лучше всего вести дела, поддерживая дружбу с начальством. Как это происходило на верхних этажах административной пирамиды, я уже рассказывал. Можно спуститься вниз.

Там, где есть производство, всегда имеются производственные конфликты. Особенно в те времена, когда во всех странах капитализм был дикий, как Тарзан. Те, кто работал в начале девяностых у частников, понимают, о чем я говорю. Только тогдашние рабочие не ныли и не скулили, а начинали бунтовать.

Александр III, обеспокоенным таким непорядком, издал первые в истории России законы о труде.

1886 г. — закон «о штрафах и расчётных книжках». (Закон был призван положить конец беспределу фабрикантов, штрафовавших рабочих за все на свете).

1885 г. — запрещение ночного труда женщин и детей.

1886 г. — закон об определении условий найма и порядка расторжения договоров рабочих с предпринимателями.

Для контроля за этими законами была учреждена новая бюрократическая структура — Фабричная инспекция. Те, кто видел милую картинку «явление санитарного (пожарного) инспектора в магазин (ресторан)», поймут, что это была за кормушка.

Само собой, практику «отката» при получении выгодного заказа от государства придумали не вчера. Впрочем, все это тоже — обычная общеевропейская практика.

В общем, тогдашних чиновников не зря называли «люди двадцатого числа» (двадцатого платили жалование). Как отмечал современник, «русский служилый класс конца XIX века открыто и принципиально приносит в жертву личным и семейным интересам дело государства… Своекорыстие как форма аполитизма служит патентом на благонадежность».

Дальше, при следующем царствовании, дело пошло еще хуже.

В начале ХХ века бюрократический аппарат России выглядел следующим образом. Численность чиновников, имевших классные чины по гражданской службе, составляла 385 тысяч человек, а к 1917 г. в России их число возросло 500 тысяч. Из них почти 100 тысяч получали оклады свыше 1000 рублей в год. Численность высокооплачиваемых чиновников превышала количество людей, имевших такой же доход из любого другого источника, не связанного с казенной кормушкой. Ушли в прошлое времена, когда расходы на содержание управленческого аппарата были скудными. На содержание управленческого аппарата в начале XX в. уходило 14 % государственного бюджета. Для сравнения: в Англии — 3 %, Франции — 5 %, Италии и Германии — по 7 %. Особенно поражает последняя страна — потому что в Германии вообще-то чиновников было как грязи.