Читать «Рыбацкие мотивы» онлайн - страница 4
Анатолий Сергеевич Онегов
С той стороны от берега отходит проснувшийся речной трамвайчик, разворачивается и идет вниз по реке. Он увозит отсюда редких пассажиров и остатки утреннего тумана. Скрипит коростель. Пролетают вороны: одна, другая… Через бугор идет стадо, идет бодро, крутя хвостами, и тут же за стадом проносятся хищные оводы.
Сверху вниз стучит лодка, стучит мягко, легко… Позже другая… А может, и третья. Стук не мешает тишине, он просто добавляет ей новые утренние звуки. Волна от лодки идет к берегу, возвращается обратно и теряется на быстрине… И снова вода, глубокая и тихая.
Черная речка
Я сижу на настиле деревянного моста и жду лесовоз. Лесовозы — это тяжелые, рычащие грузовики с прицепами, далеко за прицеп свисают побежденные человеком вчерашние ели. Сегодня суббота, и лесовозы бывают редко. А даже рад этому — рад, что еще долго буду смотреть через перила моста на эти кусты, упавшие в воду своим отражением, на берег, низкий и мягкий, в седой осоке. С берега на берег ласточка нет-нет да и чиркнет клювом воду… И все тихо. Только желтые кубышечки кувшинок сонно покачиваются на вечерней струе…
Я люблю эти кувшинки, эти «желтые нимфы», как зовут их ботаники, люблю находить их ранним утром еще не раскрывшимися и осторожно разворачивать лепестки. Сначала лепестки зеленые и неподатливые, как латы, потом желтые, все нежней и беззащитней. Я раскрываю эти лепестки, чтобы долго вдыхать в себя запах воды — ведь кувшинки, наверное, не пахнут сами, а потому впитывают запах той воды, что стала им матерью.
Запах воды, запах свежести. Он разный у каждой реки, у каждого озера. Запах и цвет дополняют друг друга и оставляют нам то необыкновенное чувство, которое уже потом, посреди зимы, вдруг остро и настойчиво напомнит нам именно эту реку, это озеро…
Я всегда верил, что у каждой черной реки есть какая-нибудь печальная история. Так случилось и на этот раз… Весной у мельницы утонул человек. Утонул, переходя через реку по бревнам. Утонул трезвый, правда по большой воде. Упал под бревна и не выплыл. Нашли его на шестые сутки на повороте, как раз там, где еще сегодня утром стояла моя палатка…
Река хоть и черная, но родниковая, холодная. Порой родники бьют со дна ключом, и на тихих бочажках остаются от них рябые холодные струйки… Омуты черные от корявой ольхи, моховых болот и угрюмых елей, стоящих по берегам. Блесна уходит на дно глубоко и чисто и так лежит, пока куришь. Блесну не хочется подматывать. Кладешь удилище на берег и долго смотришь на воду. Темнота наплывает тут же, под листьями кувшинок. Вот еще видно малька, вот какая-то травинка… Малек трепыхнулся, повел хвостиком и тут же утонул в темноте.
Блесна поднимается со дна мягко и тихо идет к берегу. От нее остается на воде тройка-пяток жиденьких кружочков. Кружки робко плывут в сторону и тают, теряются перед глубиной омута.
Омуты по-местному называют плесами. Плесов много. У каждого плеса почти из-под ног вырываются щуки. Шаг, два, три… десять — щука. Еще десять-пятнадцать шагов по краю зыбкого берега — и опять щука. Животы щук набиты мальком и тощими щурятами. Другой рыбы кроме темных щук и глупого малька по плесам и нет. За окунями приходится идти вниз, к камням переката. Там и хариус, быстрый яркий.