Читать «История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.» онлайн - страница 380

в) Радикальные реформы «сверху»: 1894–1895 гг

Захватив 23 июля 1894 г. дворец и поставив у власти прояпонский кабинет Ким Хонджипа — ставшего сторонником реформирования страны по японской модели еще со времени своей поездки с посольством в Токио в 1880 г., но проявившего осторожность и к группе Ким Оккюна не примкнувшего, — японские власти объявили, что «освобождение Кореи от власти отсталого Китая» даст возможность начать в стране «передовые реформы». Конечно, реформы в Корее как таковые японское правительство не интересовали, о чем вполне откровенно писал шеф японского МИДа Муцу Мунэмицу в своих мемуарах. Однако они надеялись, что ускоренная перестройка Кореи на японский манер «сверху» послужит японским интересам в самых разнообразных сферах. Так, упорядочение и активизация денежного обращения в стране должны были облегчить японским торговцам скупку риса и продажу фабричных товаров. Перевод образования на европейскую систему, с ликвидацией конфуцианских образовательных институтов, должен был подорвать корни конфуцианской оппозиции закабалению страны. Поощряя строительство современной инфраструктуры (телеграф, железные дороги) и развитие горнорудного дела, японцы рассчитывали прибрать к рукам наиболее выгодные проекты. В целом, с японских позиций, реформы должны были закрепить Корею в сфере японских интересов, по возможности оторвав страну от традиционных культурных корней.

Несколько иными были планы корейских реформаторов, пришедших на японских штыках к власти. С одной стороны, видя в модернизации единственный путь выхода из затянувшегося кризиса, эта группа была готова вместе с иностранными оккупантами пойти на кровавую расправу с «антиреформистским» движением тонхак. Соотечественники-«консерваторы» представлялись ей большим препятствием для «цивилизации и прогресса», чем японские интервенты. Определенную зависимость от последних корейские «прогрессисты» считали неизбежной (видя в современном им мире множество примеров зависимой от европейцев государственности в Азии — Турция, Иран, Афганистан, и т. д.), а государственный суверенитет предполагали сохранить, балансируя между различными империалистическими державами (как это делал, скажем, Таиланд), используя противоречия между Японией, Россией, США, и западноевропейскими странами. Нейтралитет — под японским «покровительством» и с «гарантиями великих держав» — виделся этой группе самым реалистичным выходом для страны. Учитывая, что конкретных планов колонизации Кореи у Японии в 1894 г. еще не было, эти проекты нельзя считать полностью утопическими — хотя и сами их авторы отдавали себе отчет в том, что их успех зависит от международной ситуации и меньше всего — от самих корейцев. Во внутренней политике, конечные идеалы реформаторов года кабо (так их обычно называют по циклическому имени 1894 г. — года Лошади) были разнообразными. Часть из них, имевшая опыт жизни в США (Ю Гильджун, Пак Чонъян и другие), в принципе положительно относилась к демократическим принципам, но самым реальным в корейских условиях решением считала конституционную монархию, где реальная власть принадлежала бы реформистской, прозападной элите. Другая часть (в частности, сам Ким Хонджип) идеализировала японский опыт и выступала с более консервативных позиций за прочную централизованную государственность милитаристского, мобилизационного типа. Общим было, однако, принятие основ современного капитализма: «свободной» международной торговли, «свободы» частной собственности и предпринимательства, эффективной полицейской системы, гражданского общества, свободного от сословных ограничений и бюрократического произвола, и т. д. В условиях Кореи конца XIX в., где «свободными» предпринимателями могло реально стать ничтожное меньшинство населения — прежде всего крупные землевладельцы, вывозившие в Японию рис, и владельцы «административного капитала» в правительстве (прежде всего сами реформаторы), — это была классовая программа протокапиталистического меньшинства в разлагающемся традиционном обществе. Естественно, что реформаторы — сами выросшие в атмосфере традиционной конфуцианской культуры — пытались «подсластить пилюлю», обличая свои планы в привычные для янбанского слуха формулировки. Так, «свободная торговля» именовалась «великим принципом Поднебесной», полицейская система должна была ввести страну в «эру великого спокойствия», а «крепкий хозяин» сравнивался с «книжником, неустанно преумножающим свои познания». Однако сути реформаторской программы это не меняло.