Читать «История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.» онлайн - страница 370

После заключения соглашения все 53 уезда провинции Чолла оказались под контролем чипкансо («управлений по поддержанию порядка») — органов самоуправления тонхаков, с которыми сотрудничали представители государственной власти. На уровне провинции администрацию тонхак представляло тэдосо — центральный орган повстанческой администрации. Не имея квалифицированных кадров для управления, чипкансо, как правило, привлекали к работе низших местных чиновников (сори) и янбанов, не запятнавших себя коррупцией и насилиями в особенно крупных масштабах, при условии принятия ими религии тонхак. Деятельность чипкансо носила компромиссный характер. С одной стороны, лидеры тонхак строго следили за справедливым расчетом налогов, делали все для предотвращения коррупции, конфисковали имущество наиболее ненавистных народу насильников. Запрещена была на территории провинции и торговая деятельность монополистов-побусанов, разорявшая деревенских торговцев. С другой стороны, лидеры чипкансо — многие из них были выходцами из сельских янбанских семей — строго следили за соблюдением порядка, препятствовали самосудам и грабежу имущества богачей деклассированными элементами деревни. Как сам Чон Бонджун, так и большинство его соратников считали себя верными подданными Коджона, выполнившими долг истинного конфуцианца — очистку местной администрации от «мелких людишек» (коррумпированных элементов). Лишь очень немногие из лидеров тонхакских отрядов — в основном за пределами провинции Чолла — видели свой идеал в низвержении чосонской династии и установления власти нового, тонхакского правителя. В основном тем конкретным идеалом, который чипкансо пытались осуществить на практике летом 1894 г., была реформа местного управления и введение традиционной налоговой эксплуатации крестьянства в более-менее допустимые для самих крестьян рамки. Став «властью», тонхакские лидеры в основном пытались вести себя как «образцовые», в конфуцианском смысле этого слова, чиновники — заботливые в отношении народа, преданные правителю и династии. Тот факт, что часть из них была выходцами из крестьян, а сами тонхакские общины включали членов всех сословий, способствовал некоторому размыванию сословных различий. Однако бытующее в корейской левонационалистической историографии со времен колониального периода мнение о том, что тонхаки якобы требовали — и проводили в жизнь — полную отмену сословных различий, противоречит известным историкам фактам. Религиозное равенство между верующими различного сословного происхождения не переходило в контролируемых тонхаками районах в полную отмену сословных норм в светской жизни: те из янбанов, кто не был обвинен в коррупции, сохраняли свое привилегированное положение и землю. Наступление сословного равенства виделось многим тонхакам делом будущих времен, когда наступит «рай на земле», а не целью социально-политических преобразований.

Деятельность тонхаков по реформе местной власти имела, в определенной мере, прогрессивное значение. Останься провинция Чолла под контролем чипкансо на более продолжительное время, положительный эффект от ликвидации коррупции, вымогательства и гильдейских торговых монополий мог бы сказаться на укреплении крестьянского хозяйства, помочь росту местной торговли и предпринимательства. Реально от реформ чипкансо больше всех выиграли богатые крестьяне, чьему имуществу более не угрожала коррумпированная власть. Однако желание тонхаков защитить местный рынок от японских торговцев было явно неосуществимо — Корея уже была опутана сетью неравноправных договоров, разорвать которую могла лишь современная военная сила, которой не было ни у повстанцев, ни у режима Коджона. Кроме того, идеология тонхак, при всех свойственных ей религиозно-эгалитаристских устремлениях, не выходила за рамки конфуцианского мировоззрения в широком смысле слова, представляя собой своеобразный религиозный вариант конфуцианства, популяризированный через синтез с даосской и шаманской магией. Равными тонхаки были лишь внутри религиозной общины, как почитатели верховного небесного божества и провозвестники грядущего «рая на земле»: вне общины от них требовалось неукоснительно проявлять уважение к старшим, быть преданными государю, бороться с «западными ересями» (католичеством и протестантизмом). Последние обвинялись тонхаками, в частности, в «аморальном упразднении жертвоприношений предкам», в результате чего якобы «души предков становятся одинокими и голодными». Одним словом, называть конфуцианский лозунг Чон Бонджуна «Защитим нашего государя, изгоним варваров» символом «раннего популярного национализма», как это делает левая националистическая историография в Южной Корее в наши дни, означает принимать желаемое за действительное, подстраивая реалии корейской истории под заранее заданные схемы. Тонхаки — отказывавшиеся воевать с армией Китая, «старшего государства», а затем и помогавшие ей в ходе китайско-японской войны (см. ниже), — оставались на конфуцианских позициях и видели Корею частью дальневосточного «цивилизованного мира», а вовсе не «нацией» в современном смысле этого слова. Консерватизм тонхаков и явно утопические элементы в их мировоззрении сыграли свою роль в изоляции восставших от умеренных реформаторов в среде столичной бюрократии, выступивших в конце концов союзниками японских интервентов в подавлении восстания.