Читать «История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.» онлайн - страница 354

Установив контроль над государем и двором, реформаторы спешно начали публиковать указы, касавшиеся самых разных сторон политической и социальной жизни. Один из указов формировал новое правительство, в котором господствующие позиции были отданы реформаторам, а также некоторым деятелям, лояльным Тэвонгуну. Последнего реформаторы потребовали немедленно вернуть из Китая. Совершенно не разделяя его ультраконсервативных идей, Ким Оккюн и молодые реформаторы видели в нем популярного национального политика и считали его похищение китайцами унижением для Кореи. Другие указы отменяли сословное неравенство, ограничивали королевскую власть (основные дела передавались в ведение Совета Министров), вводили единую централизованную налоговую систему современного типа, отменяли кабальную зерновую ссуду (хванджа), объявляли о создании полиции современного типа (в старой Корее полицейская стража была только в столице и жалованья рядовым стражникам не платили, предоставляя им «кормиться от дел», т. е. обирать население) и суровых карах за коррупцию, запрещали произвольные наказания и поборы на местах, и т. д. Имей реформаторы возможность действительно воплотить в жизнь ту программу, которую декларировали их указы 4–5 декабря 1884 г., Корея могла бы действительно начать движение по «японскому» пути развития капитализма «сверху» (хотя периферийное положение по отношению к Японии вряд ли бы поменялось). Однако в реальности указы остались не более чем декларациями: практически все чиновничество, включая даже тех умеренных реформаторов, которым Ким Оккюн хотел дать ответственные посты, рассматривало действия организаторов переворота как государственную измену и не выказывало никакого желания следовать распоряжениям «самозванцев». От всяких контактов с группой Ким Оккюна отказался, например, умеренный реформатор Юн Уннёль (отец Юн Чхихо — одного из первых корейцев, отправившихся учиться в Японию и затем США), заявивший, что убийства сановников, «насилие над волей государя» и использование иностранных войск способны лишь возбудить народный гнев и окончательно погубить дело реформ. С точки зрения столичных масс, и без того пропитанных антияпонскими настроениями, переворот был «мятежом японских варваров», а Ким Оккюн и его сторонники — «предателями, продавшимися японцам». Беспрецедентное для Кореи политическое насилие, к которому прибег Ким Оккюн, дало результат, обратный желаемому — пассивное неприятие реформ сменилось у абсолютного большинства населения активной враждебностью к «убийцам и предателям». Реформаторы, и до того интеллектуально оторванные от местной «почвы», оказались в буквальном смысле слова изолированы от страны.

Расчет Ким Оккюна на то, что авторитет находившегося практически под стражей у реформаторов Коджона окажется достаточным для захвата аппарата власти и нейтрализации китайских сил в столице, оказался ошибочным. Государыня Мин через близких ей придворных сумела передать китайским командирам просьбу подавить мятеж. Одновременно она потребовала от Ким Оккюна перенести двор в более просторный дворец Чхандоккун, который наличными силами японской миссии (всего около 120 солдат) было невозможно защищать. Согласие реформаторов — опасавшихся обвинений в «насилии над государевой волей» — выполнить это требование оказалось для них роковым шагом. 6 декабря 1884 г. дворец Чхандоккун был атакован китайскими войсками под командованием Юань Шикая, сумевшими быстро обратить в бегство японских солдат. Несколько реформаторов, во главе с Хон Ёнсиком, попытались перевести Коджона и свиту в другой дворец, но были опознаны кипевшей гневом на «японских прихвостней» толпой и убиты. Государь и двор оказались под полным контролем Юань Шикая, а лидеры неудачного переворота — Ким Оккюн, Пак Ёнхё, Со Гванбом, и другие (всего 9 чел.) — бежали вместе с посланником Такедзое, его сотрудниками и спасавшимися от погрома японскими обитателями Сеула в Инчхон. Гнев толпы не оставлял японцев в покое и там (всего переворот стоил жизни примерно 40 японским подданным). В конце концов посланнику и его свите пришлось ретироваться в Японию, и вместе с ними ушли в изгнание и переодевшиеся в европейское (т. е., по представлениям корейцев тех лет, японское — собственно европейцы были в Корее еще очень редкими гостями) платье организаторы переворота. Тех членов их семей, что не покончили с собой сразу после провала выступления, ждали казни, длительное заключение в тюрьме, конфискация всего имущества. Репрессии, обращенные против тех, кто так или иначе был связан с Ким Оккюном и его группой, подорвали базу для распространения радикальных реформаторских идей. Некоторые умеренные реформаторы, с самого начала переворота отрекшиеся от акции Ким Оккюна, сохранили влияние при дворе, однако идея следования японским путем реформ была дискредитирована. Консерваторы получили новые «доказательства» того, что «реформы делают из людей безнравственных животных», а радикальная реформаторская мысль оказалась под запретом на целое десятилетие. Делу капиталистических преобразований в стране был нанесен непоправимый ущерб.