Читать «Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам» онлайн - страница 114

Так вот, лекция. Дело это, повторю, неблагодарное. Но попробую. Вообще-то, не мое амплуа. Но раз уж ты, по всему, не удосужился выслушать авторитетов, ученых, профессионалов, знающих в совокупности своей основы устройства универсальной человеческой души, стимулы для достижения ею достойной и гармоничной жизни, согласно отпущенной каждому природе, и так далее, и тому подобное, и прочее такое, — что делать, сам тебе чего-нибудь скажу кустарного. На твой уровень хватит.

Даже так: разрозненные наброски, большего от меня не жди.

* * *

Итак, стрелки на путях развития литературы ты перевел на тупик: «Дотация товарная» Путинской железной логики. Ту-ту-у, приехали!

«Новый редактор прибыл и заявил, что наши читатели не нуждаются в умственных упражнениях.»

Но, может, и бесплатное обучение старшеклассников туда перевести? А что, если переизберешься, с тебя станет. Ведь чтобы мыть хозяевам автомобили и пылесосить им ковры, достаточно и пяти классов. Или давай назовем дотационщиками пенсионеров, переживших средний расчетный возраст. Это чтобы знали свое место и не слишком бузили по монетарной части. Тогда уж и содержание ядерного оружия можно считать дотационным, — ни разу не стрельнуло, а обходится в триллионы.

Но у тебя язык не повернется сказать, что пенсионеры, школьники и ракеты — на дотации. Ага, «ты это понимааешь, хрю-хрю» (извини, это я так в детстве почесывал любимого порося), потому извилина твоя туда и не оборачивается. А про литературу — не понимаешь. Да тебе просто выгодно не понимать! Тебе не нужен электорат, воображающий себе иную, может, и лучшую, чем ты предлагаешь, жизнь. И вот тут у тебя язык повернулся.

Обрати внимание: не говорю, что объем выпускаемых книг должен быть прежним. Над редактором ежемесячного журнала «Герасим и Му-му», если помнишь, «…висел сильно увеличенный портрет Тургенева, в пенсне, болотных сапогах и с двустволкой наперевес». Так я же не требую сейчас столь же сильного увеличения литературы! Это все-таки был 1928-й год, когда Ильф с Петровым писали свой роман. Но и сокращать ее до размера почтовой марки не гоже.

Как же, как же, удельный вес ТВ многократно возрос. Но затраты на книги ты отнес к зряшным потерям из бюджета. Охаял насущность всей литературы — весь длинный ряд авторов, начиная с Гомера с его так не нравящимся тебе хохотом.

Сообрази, однако, очевидный парадокс: у литературы, как у одного из самых первых видов познавательных искусств, — самый сложный, тем не менее, код эмоционального доступа. Написанное слово — это ж, известное дело, абстракция без звука, без картинки. Это ж тебе не еврейский анекдот: «Звук подобрали — а запах?». Один переводит свои мысли с чувствами в общепринятый шифр; другой, постигнув глазами, старается во всей полноте его раскодировать. И это несмотря на тотальный пессимизм Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь». Но сам-то Федор Иванович не переставал изрекать — вот в чем дело! А почему? А потому, что искушение таки попасть в точку от этого еще более заманчиво. Потому что еще почетнее быть глубоко понятым, не воздействуя при этом ни на один рецептор. Точно так же почетно вызвать шквал эмоций на гладко-статуэточном, скажем так, и бесстрастном лице монголки, не прибегая при этом к сексу. Происходит труд мозга — соображаешь, Путин? Развивается воображение — главный продукт литературы в сознании человека.