Читать «Меч и плуг» онлайн - страница 119
Николай Павлович Кузьмин
Позорная погоня, причитанья Милованихи, лай Шарика — все это не могло остаться незамеченным. Стыд-то, стыд какой от всех!
— Брось! — закричал Самохин и затопал сапогами. Мамай его не слышал, да и не мог услышать.
Оставив на бревнах гармонь, Самохин кинулся наперехват и снова закричал:
— Брось! Брось, говорю тебе!..
Под лай собаки и бабий голос он быстро настиг беглеца, схватил за плечо.
— Да стой ты!
Бледный, обезумевший Мамай ударил его наотмашь.
— Уйди! Убью! — заорал он, выкатив глаза.
«Совеем рехнулся!» — пожалел его Самохин.
Рассудок, видимо, вернулся к Мамаю, он остановился, увидел курицу в своих руках, и его стала бить мелкая неудержимая дрожь. Подбежали еще бойцы, налетела распатлаченная Милованиха.
Всю дорогу к штабу Мамай не обращал внимания на Милованиху, которая, торжествуя, колотила его курицей по голове.
Бойцы, ввалившиеся в штаб, остались у порога, вытолкнули Мамаева вперед. Из-за стола поднялись Юцевич и Борисов. Позорный случай! Давно такого не бывало!
— Все, товарищи, идите, — распорядился Борисов. Неловко переминаясь, бойцы вышли крыльцо. Ну не дурак ли? Надо же — на курицу польстился!
На них снизу вверх смотрел бледный, запыхавшийся от бега Мартынов.
— Ну… что там, братцы?
Никто ему не ответил, никто него не посмотрел. Знали все: где один, там и другой, значит, и теперь гуляли вместе.
Альфред Тукс ткнул в него свой твердый честный взгляд:
— Ты куда смотрел, дурак? Ты на девку смотрел? Да? Мартынов заозирался:
— Какую девку? Чего ты мелешь?
— Ее зовут Фиска. Ты думаешь, я слепой?
— Катись ты, слушай!.. — махнул Мартынов и остался ждать у штаба.
Он был ошеломлен случившимся. Еще недавно они гуляли у Фиски-самогонщицы, в ее избушке с завешенными для предосторожности окошками, и он снова убеждался, как неотразимо действует баб вся властная повадка Мамая. Вот уж кто никогда не стелился перед ними, не обольщал! Бабы сами обычно счастливы были считать его своим хозяином… Дернуло же Фиску за язык! «Вот тебе, пополам да надвое! — пропела она, поедая Мамая глазами. — Что же вы, граждане-товарищи, какую куру не заарестовали на закуску?» Тут Мамай и поднялся (неловко ему стало, что ли, что пришли с пустыми руками?): «Сейчас мы кое на кого контрибуцию наложим…» И ушел. Наложил контрибуцию! Что теперь будет с ним, что будет?
В штаб бурей ворвался Криворучко. Позор в первую очередь ложился полк.
— Ты что, голодней всех, а? Или мы все жрем в три глотки, а ты один такой, а? Или тебе больше всех надо? Да мы за это бандитов шлепаем, а ты… Ты понимаешь, нет? Что ты молчишь, бандитская морда?
Он схватил Мамая за грудь, посыпались пуговицы, стал срывать с него портупею, ремень, бросил все на пол, неистово топтал ногами.
— Так знай вот — нету пощады! Не будет. Все тебя ненавидят, когда ты так с нами… Все! Весь полк!.. За грязь такую, за… Да что с ним говорить? Нету ему больше моих слов! Все!