Читать «Год трёх царей» онлайн - страница 10

Олег Николаевич Касаткин

…Гроб стоял на высоком, в несколько ступеней, катафалке. Мерцающий свет тысяч восковых свечей поблескивал на золоте придворных мундиров Почетного дежурства, чинов свиты и гвардейских часовых…

Сменяя друг друга становились у царственного гроба великие князья, княжны, иностранные принцы…

Имелось лишь одно отличие от закрепленного и освященного традицией церемониала — тут не было правящего императора. Парализованный, еле живой, теряющий сознание по нескольку раз на дню Е.И.В. Николай II находился все еще между жизнью и смертью.

Он остался в Харькове в губернаторском дворце — в охраняемых покоях…

И неизвестно когда можно будет перевезти его в Москву или Петербург — да и вообще — можно ли это будет когда-нибудь?

Перед мысленным взором Георгия возникли два анамнеза.

Один был составлен Груббе и Вельяминовым, второй — лейб-медиком Лейденом и спешно прибывшим из Москвы профессором Григорием Анатольевичем Захарьиным — самым толковым врачом из всех кто мог появиться у постели тяжело раненного императора немедленно.

Оба заключения совпадали почти дословно: вероятнее всего его старший брат так и останется парализованным на всю жизнь.

Что тут можно было сказать? Конечно есть и другие ученые светила, есть и надежда на чудо и помощь Божью… Но Захарьину — отказавшемуся в свое время принять звание лейб-медика ради того чтобы спокойно заниматься своими исследованиями Георгий был склонен верить больше чем любому патентованному европейскому доктору…

Прощаясь, этот пожилой человек с седой бородкой, державшийся без подобострастия с августейшим собеседником, вдруг печально заметил:

— Я… должен Вам сказать Георгий Александрович… Мне все равно что вы подумаете обо мне после этих слов, но… Прошу — поверьте старому медику не раз имевшему дело со смертью — и не раз сталкивавшемуся с чувствами родственников усопших. Часто бывает так, что оставшиеся в сём бренном мире начинают невольно чувствовать вину что живы. Глупейшее и нелепейшее чувство — если угодно богопротивное! — профессор даже повысил голос. Тем более — это действительно трагический случай. Если бы крыша вагона опустилась чуть выше — на полтора два вершка, ваш батюшка был бы жив!

Георгий не нашел что ответить — лишь молча пожал руку, благодаря врача, нашедшего слова искреннего утешения — там где утешение было найти так трудно!

Теперь он невольно вспоминал слова Захарьина: какое оказывается ничтожное расстояние отделяет жизнь от смерти…

Потрескивали свечи, курился ладан сладковатым тяжелым дымком, возносился к куполу громогласный протодиаконский бас возглашая «Ныне отпущаешся…»… Торжественная тишина, полумрак Петропавловского собора, строгая архитектура и торжественность убранства должны были как будто располагать к раздумьям о жизни и смерти, силе судьбы, о преходящем и вечном. Но Георгий отрешенно разглядывал окружающее и думал о земном…

Места царских захоронений в Петропавловском соборе окружали иконы, лампады, витрины с ценными дарами — кубками, мечами, коронами, светильниками, церковной утварью. И больше их было у дедовской гробницы. Были там и совсем простые образки потемневшего серебра и солидные — в золотых окладах на которых каждый венчик состоял из десятков а то и сотен бриллиантов, сапфиров, рубинов…