Читать «Дневник возвращения. Рассказы» онлайн - страница 22

Славомир Мрожек

Так вот, моя Польша, если перескочить сразу к масштабу наименьшему, это одеяло, расстеленное под яблонями в саду возле деревянного домика в селе Боженчин, уезда Бжеско, а на нем младенец, по всей вероятности, слишком тепло одетый в соответствии с модой 1930 года. То обстоятельство, что тогда из космоса никого еще не фотографировали, не имеет ни малейшего значения.

Собственно говоря, на этом кадре и следовало бы остановиться, поскольку возможностей делать фотоснимки в другом масштабе, в других местах и в другие моменты существует бесконечное множество. А бесконечная возможность означает невозможность, во всяком случае невозможность в масштабе времени, которое еще осталось у меня до завершения жизни. Сколько его осталось — неизвестно, но уж наверняка меньше, чем было в 1930 году, и меньше, чем минуту назад. Мне бы начать писать это в момент рождения, что — как известно — тоже было невозможно, и продолжать все шестьдесят шесть лет и шестнадцать дней, то есть до сегодняшнего дня, без малейшего перерыва, что также превосходит мои возможности.

Но даже такого рода повествованию, из-за несовершенства природы пишущего аппарата, то есть меня самого, суждено было бы стать повествованием несовершенным, фрагментарным, то есть неполным и произвольно избирательным. Ведь что, например, всплывает в моей памяти? Кажется, май, а может, начало июня 1941 года, и я, бегущий за пивом для отца, дяди Людвика и остальной компании в населенном пункте Камень, уезда Ниско, воеводства жешовского. Это, скорее всего, происходило не раньше и не позже, потому что я хорошо помню, какая стояла погода и еще то, что в саду и огороде расположился немецкий штаб. Должно быть, штаб какого-то большого подразделения, как я теперь понимаю, — дивизии или даже более крупного соединения, поскольку было много карт, разложенных на множестве больших столов, поставленных на козлы. Немцев было тоже много, и жили они в многочисленных как бы автобусах и в разных других — но не боевых — транспортных средствах. Шныряя между работавшими у этих столов раздетыми до пояса офицерами, — немцы очень любили загорать при любом удобном случае, постоянно мылись и вообще весьма заботились о собственной гигиене, — я прочитал на одной из карт: Russland. Кажется, не очень крупно, на полях и, вроде бы, в сочетании с каким-то цифровым определением сектора топографической документации, как мне это представляется сегодня. Ведь на военных картах не пишут название страны огромными буквами и посередине, как на картах гражданских. Обо всем этом я донес взрослым, чрезвычайно гордый своим шпионством, но они не обратили на меня внимания, занятые, как всегда, какими-то своими взрослыми глупостями. А впрочем, к чему это могло привести? Мой отец не Черчилль, а дядя — не Рузвельт, а те и так знали все, что им было нужно знать.