Читать «Королевский краб» онлайн - страница 73

Вадим Сергеевич Чернов

Недели через две после шторма, во время которого погиб Карпович, на работу не вышел Генка. Нет, он не проспал. По-моему, он проснулся среди ночи, потому что долго ворочался, вздыхал и зло бормотал: «В гробе и в белых тапочках». Но вот объявили подъем бойцам, затем распутчикам. Генка и не думал вставать. Я несколько раз окликнул его:

— Гена, вставай, Гена!

Он молчал. Потом постучала в каюту Анна, и Генка отозвался:

— Заходи, Королева. Ори, шуми, только я не встану. Мне теперь все до лампочки!

Анна зашла и даже не повысила голоса. Она тихо сказала:

— Эх, милый, мне хуже твоего! Гена, почему я такая несчастливая?

— И давно? — ехидно поинтересовался Генка и свесил голову, со своей верхней полки.

— Очень давно, — серьезно отвечала Анна. — С того дня, как я упустила свое счастье. Если хочешь, расскажу об этом.

— Расскажи.

— Случилось так, Гена, что десять лет назад я полюбила одного человека, вот здесь на «Никитине».

— А он тебя?

— Не знаю. Но, наверное, полюбил, потому что однажды сказал: «Переходи в мою каюту». Я мигом перешла, хотя подруги уговаривали не спешить. Но я — чемоданчик в руки и палубой выше. Он жил там в каюте с товарищем.

— Да-а, — протянул Генка на своей верхотуре, — все вы такие. Вас только пальцем помани…

Анна после такой реплики Генки вся напружинилась и с грустью сказала:

— Эх ты, дурак! — И вышла из нашей каюты. Я пожалел, что при этом разговоре не было Жданова. Костя решительнее меня. У него мгновенная реакция, подумал я, вспоминая наш самый первый день на «Никитине». Лишь через несколько минут я сказал:

— А ведь она права, брат.

Генка крепко выругался, но я не понял, кого он бранил. Затем он спустился с койки и начал торопливо одеваться.

Скоро вызвали на рабочее место и меня. Я поднялся на верхнюю палубу в район третьего трюма и подивился отличной погоде. Вовсю сияло солнце, небо было поразительно синим, по морю катились невысокие блескучие волны. Оказывается, короткое лето бывает и в этих суровых краях. Был конец июля, и зеленела вся Камчатка. Снегом были покрыты лишь самые высокие сопки.

Подносчики битков разделись до пояса. Они решили загорать. Их примеру последовал и кладовщик Князев и неторопливо бегал вокруг своего станочка, наматывал на него бечеву. За ним с лаем носилась собачонка — сластена и всеобщая любимица. Прислонившись к конвейеру, дремал разомлевший мойщик палубы Игнатьевич. Вира-майна Федя и правый крабовар Максимкин увлеченно играли в очко. Их руки так и мелькали, раздавались возгласы:

— Мне хватит, себе!

— Перебор. Пятьдесят семь — шестьдесят в твою пользу.

Я прошел мимо них дальше на корму. На вешалах, ожидая боты, скучали женщины. Невдалеке от них я увидел Алку. Рядом с ней стояла Надя в своей уникальной пупырчатой курточке и внимательно слушала бригадиршу. Та что-то усердно ей доказывала.

На корме был один Серега. Из лазарета его еще не выписали, но в последние дни разрешили гулять но палубе. К сожалению, тяжелыми были для него эти прогулки. Из памяти многих еще не выветрился страшный день шторма, гибель старшины «семерки». Многие, поддавшись слухам, демонстративно не разговаривали с парнем, и он болезненно переживал это, стал сторониться людей и увлекся рыбалкой. Тут, на корме, никто ему не мешал, и он проводил на рыбалке многие часы.