Читать «Прогулки с Бродским и так далее. Иосиф Бродский в фильме Алексея Шишова и Елены Якович» онлайн - страница 69

Е. Якович. На этом протяжении двадцати одного года менялось ли ваше отношение к России и к тому, что там происходило, чисто на уровне чувства, ощущения? Было ли это ближе, дальше, или она всегда равноудалена, или не равноудалена, а просто всегда с вами?

И. Бродский. Разумеется, менялось, разумеется. Были те или иные раздражители. Но существовал и существует во всех моих ощущениях, моих состояниях, в которые я приходил по поводу возлюбленного отечества, один общий знаменатель: колоссальное чувство сострадания и жалости. Жалости.

Е. Якович. Почему жалости?

И. Бродский. Потому что жизни людей идут очень часто, то есть в масштабах целого населения страны, не по естественному руслу. Люди живут не совсем той жизнью, на которую у них есть право, я думаю. И колоссально жалко, что так… Колоссально жалко людей, которые бьются с бредом, с абсурдом существования. Ну, просто жалко людей. Они могли бы быть счастливее.

Е. Якович. А сколько вы в этом видите причин чисто экзистенциальных и сколько – привнесенных нашей историей, которая действительно вобрала в себя все, что могла вобрать в этом веке?

И. Бродский. Это правда, да. Я думаю, что это продиктовано в сильной степени историческими обстоятельствами. Я думаю, что объективную экзистенциальную реальность я был бы в состоянии вынести за скобки.

Е. Якович. Как вы думаете, где эта объективная экзистенциальная реальность более обнажена – в России или на Западе?

И. Бродский. Безусловно, в России. Когда нас стали выгонять из барака и ставить босиком на снег, я думаю, большего обнажения представить себе невозможно. Если вам нужны детали.

Е. Якович. И все же более логичный ответ на этот вопрос, хотя я чувствую, что это не так, был бы скорее «на Западе», поскольку на Западе все лучше обустроено, и там экзистенциальная сущность живет вне зависимости от этой благоустроенности. В России же как бы при большой обнаженности всего существуют какие-то внешние предпосылки. Кажется, их убери – и все обустроится.

И. Бродский. Я понимаю обнаженность существования буквально, как обнаженность.

А. Шишов. Иосиф Александрович, вы двадцать один год уже живете в Америке. Чем Америка для вас стала? Это вторая родина, новая страна, которая вас приняла? Какие вы ощущения по отношению к Америке испытываете?

И. Бродский. Это страна, в которой я живу, гражданином которой я являюсь и в которой, видимо, и умру. Естественно, я считаю ее своим домом на сегодняшний день. Не то что я считаю – она таковым и является, независимо от моего мнения.

Е. Якович. Но это потребовало некоторого напряжения сил.

И. Бродский. Нет, особых усилий этот переход не потребовал… Перемена полушарий, или перемена империй, если хотите, была не столь трудной, не столь болезненной. Ибо, в конце концов, человек, перемещающийся с Востока на Запад, перемещается из более сложного контекста, сурового контекста существования, в более выносимый. Это была перемена сложного на простое, переход из сложного в простое, в более простой вариант. То есть, по крайней мере, в чисто бытовом отношении.