Читать «Петр Лещенко. Исповедь от первого лица» онлайн - страница 96

В зале раздались негодующие крики. Какой-то лейтенант пытался залезть на сцену, но товарищи удержали его. За кулисы явился полковник, не то командир полка, в котором мы выступали, не то начальник штаба, и устроил скандал. Он называл случившееся провокацией, я же пытался объяснить ему, что это всего лишь случайность. Но разве может младший лейтенант объяснить что-то полковнику? Все мои объяснения прерывались криком, то есть приказом: «Молчать!» Спас положение начальник нашей бригады. Он был приятелем командира дивизии (тот назначил его на эту должность) и потому разговаривал с полковником на равных, несмотря на то что чин имел майорский. Начальник бригады объяснил полковнику, что произошло недоразумение, и посоветовал осторожнее употреблять слово «провокация». «Лейтенант пел на русском не «Интернационал», а куплет про голубые глаза. Разве это провокация?» Скандал замяли, последствий никаких не было, но впредь я пел на румынском только румынские песни, благо их было предостаточно. Румыны народ сентиментальный и у них почти все песни о любви. Но если бы дело повернулось иначе, если бы полковнику удалось бы настоять на своем, то я бы мог оказаться на фронте в качестве рядового. В румынской армии офицера могли разжаловать и за небольшую провинность. Боевой дух румынской армии к 1943 году сильно упал. Офицеры и солдаты всеми правдами и неправдами старались задержаться в госпиталях как можно дольше, тыловая служба считалась великим благом. Нам часто приходилось выступать в госпиталях, и я не раз слышал жалобы тамошних врачей на то, как их одолели симулянты. Никто уже не рвался на фронт за наградами и чинами, никто не разглагольствовал о «Великой Румынии». Румыны устали и пали духом. Имя Антонеску, ранее произносимое с восторженным придыханием, теперь произносили кривя губы. Большего выражения недовольства никто не мог себе позволить, поскольку сигуранца с каждым днем свирепствовала все сильнее и сильнее.

В июле 1943 года меня вызвали в штаб дивизии к подполковнику Ионеску, который ведал тыловой службой, в том числе и концертной бригадой. Ионеску сказал мне, что мое зачисление в бригаду было ошибочным. После этого заявления последовала многозначительная пауза. Я все понял. На следующий день я дал ему 500 марок, и меня оставили в бригаде. Другого выхода у меня не было. Я понимал, что подполковник не удовольствуется одной взяткой. Время от времени он станет требовать еще. А откуда взять деньги? За выступления в составе бригады я получал жалованье младшего лейтенанта, из которого делались вычеты. Верочка не работала. Чтобы как-то сводить концы с концами, ее мать брала заказы на шитье, она хорошо умела шить, только вот здоровье не позволяло ей подолгу этим заниматься. Мне следовало подумать о заработке, но ни в один ресторан меня петь бы не взяли, поскольку я то находился в Одессе, то уезжал из нее с бригадой. Если бы не эти постоянные отлучки, то все могло бы устроиться наилучшим образом, поскольку в госпиталях и полках мы выступали днем, а вечера были свободными. Но публика должна идти в ресторан с уверенностью в том, что там сегодня будет петь Петр Лещенко. Публику не интересует то, что Лещенко призван на военную службу и именно сегодня его отправили с дивизионной концертной бригадой в Ямполь. Лучше пускай в ресторане поет другой певец.