Читать «Гонг торговца фарфором» онлайн - страница 203
Рут Вернер
«Мой младший, — сказала она. — Зачем ты ругаешь мертвого? Вас этому нынче в школе учат? — Она сняла очки. — И оставь угря, от меня ты угря не получишь».
Андреас положил на стол рыбу, завернутую в газету. Старуха встала, положила красный гриб возле угря, голова которого высунулась из газеты. Старуха смотрела в окно, мимо Андреаса, глаза у нее были бесцветные, кан вода.
«Эту березу у забора он посадил, ему тогда было столько лет, сколько тебе. Береза растет и растет, а он… я даже не знаю, где он лежит, может, нигде он и не лежит, может…»
«Не надо, мама», — сказала фрау Шрайбер.
Лицо Андреаса пылало, руки он засунул в карманы брюк.
Старуха подошла к комоду, выдвинула ящик и поставила на стол рядом с угрем и штопальным грибом отлитые в металле крохотные детские башмачки.
«Это его первые, Иоганн у меня начал ходить раньше, чем другие дети, только вот вечно сосал шнурки…»
«Мум», — прошептал Андреас.
«Мой Анди не хотел причинить вам боль, — сказала Мум, — для детей ведь существует только добро и зло. Конечно, он слышит в школе и дома, как страшно это было — Гитлер и война, и это правильно, то, чему их учат».
«Господи, — сказала фрау Шрайбер, — лишь бы это не повторилось… Возьми своего угря, мальчик, наша мама ничего такого не думала».
Андреас вопросительно взглянул на старуху. Она вообще ничего не слышит, подумал он, она сейчас далеко, с тем мальчиком, который сосал шнурки.
Мум кивнула ему.
«А не хотите немного укропа с грядки для соуса?» — спросила фрау Шрайбер.
Старуха подошла к столу, взяла гриб и сказала:
«Возьмите хрен, для угря нет ничего лучше».
Пока Андреас дожидается в магазине, он вспоминает не только эту историю, но и то плохое, что он узнал о Мум незадолго до рождества.
В тот день, минувшей зимой, он делал уроки, когда Мупа вернулись с работы. Он как раз обдумывал, как пишется слово «полотенце». Надо ли после «н» писать «т» — полотентце?
Это не имело ничего общего с тем плохим, что было связано с Мум. Просто он еще сидел за столом и смотрел на это «нце», как до него донеслись несколько слов из разговора родителей. Мум, держа в руках письмо, сказала:
— Мы с ней были еще в гитлерюгенде, и она по сей день так и не переменилась.
Андреас поднял глаза от тетради.
— Что ты сейчас сказала, Мум? Ты ж ведь не была в гитлерюгенде?
Мум секунду помедлила.
— Собственно говоря, мы все там были.
Андреас решил, что ослышался.
— Но не ты? Этого же не может быть. А Па?
— Па — нет. У него были другие родители.
— Мум, это неправда, ты просто так говоришь, чтобы надо мной посмеяться.
— С этим я не шучу. Но тогда так было. Мы не знали ничего другого. Кончай свои уроки.
Но он отложил ручку и в отчаянии взглянул на Мум.
— Анди, в чем дело?
— Но ведь не ты, — повторил он, — не ты, Мум.
— Мне было десять лет, Андреас, — тихо проговорила Мум.
Она кричала «хайль Гитлер!», когда ей было столько лет, сколько ему сейчас. Она была за войну. Она говорила: «коммунистические свиньи». Когда Па было десять лет, на его глазах нацисты арестовали его отца, потому что он был красный. Как только Па мог полюбить Мум? Андреас чувствовал себя так, словно в комнате вдруг не стало стен.