Читать «Фантомные были» онлайн - страница 240

Юрий Михайлович Поляков

2. Черносотенец Алферьев

А поручик Алферьев был к тому же красавцем: густые золотистые волосы, голубые глаза, кавалергардская стать. Говорил он на трех живых и двух мертвых языках, пел приятным баритоном романсы и арии, а кроме того, прекрасно разбирался в поэзии, знал наизусть всего Гумилева, да и сам сочинял изрядно. В Добровольческой армии повторяли его эпиграмму, размноженную ОСВАГом:

Когда под вечный гул колоколовС победой мы войдем в Москву святую,Не стану вешать я моих врагов,Я их прощу, как только четвертую…

И вот представьте себе, красавец Рюрикович, подгоняемый штыком интернационалиста Чжао Синя, входит в сырой мрачный подвал, где стены залиты кровью мучеников. Юдифь, одетая, конечно, в кожанку, сидит за столом и, брызгая чернилами, строчит смертный приговор члену ЦК партии правых эсеров Зайцману, который увлекался юными актерками и часто в прежние годы заглядывал в ювелирный магазин «Гольдман и сыновья», имея скидку как постоянный клиент. Уловив движение в дверях, суровая следовательница оторвалась от бумаг и встретилась глазами с вошедшим. Что тут сказать! Таких глаз, отчаянно-голубых, как васильки Шагала, она еще в жизни не встречала. Юдифь почувствовала странный озноб, пробежавший по всему телу, и приняла его поначалу за приступ классовой ненависти. А белокурый черносотенец, наслушавшийся в камере леденящих рассказов о жестокой чекистке, с удивлением обнаружил перед собой хрупкую пышноволосую жидовочку с огромными темными глазами. Таких бархатно-печальных глаз ему еще видеть не доводилось. Федор усмехнулся и, к изумлению суровой дознавательницы, продекламировал своего любимого Николая Гумилева, еще в ту пору не расстрелянного по делу Таганцева:

Какой мудрейшею из мудрых пифийПоведан будет нам нелицемерныйРассказ об иудеянке Юдифи,О вавилонянине Олоферне?Ведь много дней томилась Иудея,Опалена горячими ветрами,Ни спорить, ни покорствовать не смея,Пред красными, как зарево, шатрами…

Но бывшая курсистка тоже знала наизусть Гумилева, у нее даже был его знаменитый «Колчан» с дарственной надписью. Не дрогнув бровями, она с честью ответила кровному врагу:

Сатрап был мощен и прекрасен телом,Был голос у него, как гул сраженья,И все же девушкой не овладелоТомительное головокруженье…

3. Страсть

Но она лукавила, во всем теле ощущая ту знобящую истому, какая обычно предшествует «испанке» или же другой не менее опасной болезни – любви.

– Садитесь, Алферьев, у меня мало времени, – устало проговорила чекистка.

– Чтобы убить человека, много времени не нужно… – усмехнулся он.

– Мы убиваем не людей, а врагов…

– Мы – тоже…

– Разберемся!

А что разбираться? Перед ней – офицер, белогвардеец, погромщик. К стенке – и баста! Но беспощадная карательница, без сомнений отправлявшая на смерть юных добровольцев и седых царских генералов, вдруг заколебалась. Она не хотела, чтобы этот глубокий голос, исполненный доброй иронии, замолк в последнем предсмертном хрипе. Она не могла представить себе благородное лицо Федора, обезображенное тлением, его мертвое голое тело, брошенное на поживу червям в безымянную яму на окраине Киева…