Читать «Плешивый мальчик. Проза P.S. (сборник)» онлайн - страница 5
Евгений Анатольевич Попов
…А смертельно обиженный на весь свет старший Клопин, Костя, поступивший в Политехнический институт только на следующий год, устраивался в этот теплый осенний период на работу слесарем на паровозо-вагоноремонтный завод, продолжая по вечерам упорно танцевать в темноте.
P.S. Одной из характерных черт прежней власти было то, что она перманентно с кем-то боролась. В основном со своими же гражданами. Вот сейчас, на протяжении лет, читаешь это и думаешь – ну что, Власть, жалко тебе, что ль, было, если твои явно ЗАКОНОПОСЛУШНЫЕ граждане иной раз станцуют в темноте, потискают девочек и выпьют водки, убудет, что ль, от учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина-Хрущева-Брежнева-Андропова-Черненко-Горбачева? А вообще-то этот рассказ не о том, это – о нежности. Почти все рассказы, собранные в этой книге, о чувствах, а не идеях. Которые в основном и, пожалуй, без исключения гроша ломаного не стоят.
«Плесень» – поскольку у нас была страна с централизованным снабжением, то появившийся в одной из центральных газет фельетон «про стиляг» был немедленно воспроизведен в газетах практически каждого крупного города, но под тем же названием.
Польза и вред радио
А деда Проня как-то приехал в тележке, на кобыле собственной в Красноярск рано утром, летом, когда молочная застойная тишина на улицах, и ставни заперты, а изнутри гайки на болты ставенные накручены: в опасении бандитов, людишек лихих.
Эти болты зимой промерзают насквозь, и на гайке снежные перышки, и не страшно думать, когда печку натопишь до гуда реактивного, что за окном, за ставнями этими синяя ночь, крепостью водке равная, морозная ночь, не страшно, потому что только болт этот, промерзший, настывший и соединяет тебя с миром.
Ну, деда Проня лошаденку привязал к заплоту, а сам присел рядом по нужде, зная, что в такую рань некому его, старика, за поведение непотребное ругать-хаять.
И вдруг слышит он клекот ужасный, будто вороны на свалке за мясокомбинатом падло клюют. Их там, монахов птичьих, видимо-невидимо, а обитель ихняя – ручейки желтой крови да внутренности сгнившие, в которых живут белые черви – лучшая наживка для хариуса.
Дед, когда клекот-шум услыхал, то понял, что это радио, про которое уже полгода твердили в деревне, что вот есть в Красноярске такое «радио» и в него все слышно.
И ставни уже заскрипели, двери захлопали, народ вышел строить социализм, потому что было время первых пятилеток и индустрия огненным крылом махнула по России.
А дед был в сапогах хромовых. Сапоги гармошкой, штаны с напуском, косоворотка, тонким кожаным ремешком подпоясанная, а поверх всего – плюшевый длинный пиджак и самое главное – цепь золотая через пузо, а на цепи здоровенные часы-луковицы, просто загляденье часы были.
И слушал дед радио, рот разиня, а солнце все жарче припекало, но он не вытирал пот, который пропитал усы его, бороду, глаза залил. Понимал дед все, что говорила черная тарелка, а что она говорила – этого дед не знал.
А площадь наполнилась народом, и народ спешил и толкал худую лошаденку, которая виновато хватала вислыми губами чахлые травинки, что пробивались через булыги мостовой.
