Читать «Подвиг бессмертен» онлайн - страница 2

Федор Павлович Иванов

...Потом, когда Голубев уже летал в зону, выполняя сложные фигуры пилотажа, между курсантом и инструктором произошел такой разговор.

Они возвращались с аэродрома позже обычного. Над летней украинской степью взошла луна. На смену неумолчному дневному гулу пришли иные звуки: шелест высоких трав, пение степных птиц, задумчивые всплески речной волны.

— А здорово дышит степь! Вы чувствуете, Голубев, а?— неожиданно спросил инструктор, глубоко втянув свежий воздух, и, помолчав, добавил: — Это только у плохих поэтов ночью степи спят. Нет, они не спят. У них пробуждается ночью свое скрытое дыхание..

Он нагнулся, сорвал с обочины дороги цветок и, поднеся его Виктору, спросил:

— Тонко пахнет, а? Совсем не так, как днем?

Смущенный курсант ничего «тонкого» не уловил, но из вежливости ответил:

— И верно, какой-то особый запах.

— Эх, дорогой товарищ, — весело ответил ему лейтенант. — Чтобы такие запахи улавливать, надо в степи родиться... Да, что я хочу сказать: в человеке тоже надо уметь распознать дыхание. А сделать это потруднее. Иной с виду вроде слаб. Вот взять вас...

Голубев, заинтересованный, насторожился, а инструктор продолжал:

— У меня не один десяток курсантов перебывал, и сразу, бывало, замечаешь: рвется человек в авиацию или учится равнодушно. Вас же не поймешь. Что ни спросишь — все объясните, а о несказанном не переспрашиваете. Вижу, что по уму вы в летчики годитесь, а вот душу вашу вначале не понимал.

Лазарев чиркнул спичкой, закурил. Виктор успел заметить в глазах инструктора хитринку.

— Вот я и решил вас лучше узнать. Помните случай с перебоями в моторе? Раз вы его запустили — мотор чихает, второй — опять безрезультатно. А дело перед полетом было. Озадачены были, небось. Как же так, механики проверяли — было все в порядке. Смотрю, куда девалась ваша нерасторопность: забегали, заметались. А я смотрю и так это спокойно спрашиваю: — «Может полет отложим?» — Вы отвечаете: — «Ни за что». И после настойчивой, кропотливой работы сами нашли неисправность.

Лазарев весело признался:

— С тех пор я не давал вам покоя. Когда следовало бы похвалить, я не говорил ни слова, за оплошность, о которой бы можно умолчать, ругал. Вижу, парень приуныл, но виду не показываю.

— Да, невесело мне было,—заметил Голубев.—Жду —  вот-вот на отчисление, а тут — самостоятельный полет.

— Гром среди ясного неба. Самый, так сказать, крутой вираж из всех ваших полетов, — подтвердил инструктор.

Минуту шли молча. Лазарев, казалось, ждал вопроса, но, не дождавшись, продолжал:

— Вы спросите: к чему все это? А вот к чему: если раскаленную сталь вдруг окунают в воду, она от этого становится только тверже.

«Оказывается, человек большой и доброй души этот внешне грубоватый, неприветливый инструктор Лазарев, — подумал Голубев. — Повышенная требовательность воспитывает умение критически оценивать свои поступки, быть взыскательнее к себе, настойчивее учиться».

Когда они подошли к казармам, Лазарев закончил свою мысль:

— Сегодня у нас вечер откровений. Скоро вам на выпуск. Не забывайте, пожалуйста, мой урок. Может, других учить придется.