Читать «Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году» онлайн - страница 70

«После первого выстрела, – писала потом Спиридонова, – Луженовский присел на корточки, схватился за живот и начал метаться по направлению от меня по платформе. Я в это время сбежала с площадки вагона на платформу и быстро раз за разом, меняя ежесекундно цель, выпустила еще три пули».

Только после этого ее схватили.

«Обалделая охрана опомнилась, – писала партийцам Спиридонова, – вся платформа наполнилась казаками, раздались крики: «бей», «руби», «стреляй!». Когда я увидела сверкающие шашки, я решила, что тут пришел мой конец, и решила не даваться им живой в руки. Поднесла револьвер к виску, но, оглушенная ударами, я упала на платформу. Потом за ногу потащили вниз по лестнице. Голова билась о ступеньки….»

Ее отвезли в местное полицейское управление, где началось следствие.

«Пришел помощник пристава Жданов и казачий офицер Абрамов. Они велели раздеть меня донага и не велели топить мерзлую и без того камеру. Раздетую, страшно ругаясь, они били нагайками. Один глаз у меня ничего не видел, и правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на нее и спрашивали:

– Больно? Ну, скажи, кто твои товарищи?»

Самое страшное ее ждало в вагоне ночного поезда, которым ее срочно отправили в Тамбов, в жандармское управление.

«Холодно, темно. Грубая брань Абрамова висела в воздухе. Чувствуется дыхание смерти. Даже казакам жутко. Брежу: воды – воды нет. Офицер увел меня в купе. Он пьян, руки обнимают меня, расстегивают, пьяные губы шепчут гадко: «Какая атласная грудь, какое изящное тело…»

Она не выносила не только прямого насилия на собой, но и даже грубого прикосновения к своему телу. Эсеры особенно болезненно воспринимали покушение на их личное достоинство. В царских тюрьмах многие совершали самоубийство в знак протеста против оскорблений. Надругательство над Марией Спиридоновой вызвало такое возмущение, что Тамбовский губернский комитет социалистов-революционеров приговорил ее мучителей к смертной казни. У эсеров слово с делом не расходились: пристрелили и подъесаула 21-й Донской сотни Петра Абрамова, и помощника пристава Тихона Жданова.

На суде она объяснила причины, по которым стреляла в Луженовского. Партия социалистов-революционеров считала своим долгом вступиться за крестьян, которых усмиряли нагайками, пороли и вешали:

– Я взялась за выполнение приговора, потому что сердце рвалось от боли, стыдно и тяжко было жить, слыша, что происходит в деревнях после Луженовского, который был воплощением зла, произвола, насилия. А когда мне пришлось встретиться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, когда я увидела безумную старуху-мать, у которой пятнадцатилетняя красавица дочь бросилась в прорубь после казацких ласк, то никакая перспектива страшнейших мучений не могла бы остановить меня.