Читать «Жуков. Маршал на белом коне» онлайн - страница 425

Сергей Егорович Михеенков

Из этого письма можно сделать несколько выводов.

Первый: автор не хотел впускать в свои мемуары излишнюю научную чопорность, чтобы обилием архивных сведений не погубить теплоты человеческого документа.

Второй: отмёл принцип — разложить всё по полочкам. Что тоже придало бы книге пресноватый привкус казёнщины.

Третий, самый главный: автор не хотел разрушать жанра действительных воспоминаний и размышлений.

Двадцать третьего апреля 1974 года Жуков подписал вёрстку и макет второго издания.

Восемнадцатого июня того же 1974 года его не стало.

Он пережил свою жену всего на полгода.

Последние полтора года он сильно страдал. Галина Александровна сокрушалась по поводу резкого ухудшения его здоровья после инсульта. Но ушла раньше.

На консилиум в Сосновку приехали лучшие врачи мира. Проводил консилиум академик Е. И. Чазов. Были известные специалисты из Франции. Уже ничего сделать они не могли. Свеча догорела…

Из воспоминаний Марии Георгиевны: «Потом наступили долгие дни неизвестности — отец был уже без сознания. Могучий организм боролся со смертью. Один раз меня пустили в его палату, и мне стало страшно. Только бегущая светлая точка на экране показывала, что он ещё жив… Через некоторое время я вышла в тёмный коридор, сняла белый халат. Ничего не видя вокруг, спустилась на лифте и вышла на улицу Грановского. Тогда я ещё не представляла, что всего несколько часов отделяют меня от звонка медсестры по телефону: “Георгий Константинович умер” 18 июня 1974 года, в 14 часов 35 минут остановилось его сердце. В свидетельстве о смерти написали вместо “сердечная недостаточность” “недостаточность сердца”…»

По воспоминаниям Эллы Георгиевны, на лице отца в момент, когда подняли простыню, они увидели печать страданий. «Кажется, что он ещё чувствует боль», — написала она потом в своих воспоминаниях.

Лишь на третий день в газетах появилось сообщение о смерти Жукова.

Дети ждали решения власти о похоронах. Жуков просил похоронить его на родине, рядом с отцом. Но в ЦК решили иначе — кремировать.

Прощание с телом проходило в Центральном доме Советской армии. Люди шли со всей Москвы, ехали из других городов и областей. Фронтовики пришли в форме времён войны.

На второй день прощания семнадцатилетнюю Марию Георгиевну и её бабушку Клавдию Евгеньевну неожиданно вызвали в Сосновку — поступило распоряжение срочно освободить дачу. Так и не дали младшей дочери проститься с отцом перед тем, как тело его увезли в крематорий.

Анна Миркина вспоминала: «Двери зала внезапно закрылись, доступ народа прекратился, и в зал вошли члены Политбюро во главе с Л. И. Брежневым. Подойдя к первому ряду, Леонид Ильич каждому лично пожал руку, выразил глубокое соболезнование и… прослезился».

Через полчаса, вместе со всеми, дочери маршала узнали от распорядителя, что тело отца будет кремировано.

Москвичи, заполнившие тротуары вдоль улиц, по которым двигался траурный кортеж, запомнили одинокую фигуру безногого инвалида в матросской форме. Он выехал на своей убогой самодельной тачке на подшипниках за линию оцепления и плакал, мотая головой и вытирая лицо бескозыркой.