Читать «Сердце в опилках» онлайн - страница 110

На него пахнуло затхлым запахом заброшенного жилья. Всюду валялись пустые бутылки, смятые пачки папирос и сигарет, обрывки газет, горы мусора и какого-то грязного тряпья. По углам комнаты висела паутина, везде царствовала пыль. Старый тёткин диван был прожжён в трёх местах. Видимо пьяные оргии проходили здесь ежедневно.

Походив по дому, повздыхав, Павлик взялся за работу. Через два часа посветлевшее и проветренное жильё нельзя было узнать. Тарелки и чашки с отбитыми ручками были перемыты и поставлены в старомодный буфет. Пол блестел влагой. Пыль и паутина собраны были сначала веником, потом тряпкой. Расшатанные стулья и табуретки встали на свои привычные места. Диван застелен старым выцветшим покрывалом. Дом приобрёл жилой вид.

На следующий день Павел поехал к своей тётке. Встреча была холодной, как и декабрьский день. Ещё не старая женщина, видевшая смысл и радости жизни только в пьянстве и загулах, не очень-то была рада решению соседей. Она ругала и Пашку, и его беспутного отца, и свою «загубленную» жизнь, и всех на свете…

Вернулся Павел расстроенным и опустошённым. От скуки и безделья он занялся своим двором. Исправил калитку, подправил покосившийся сарай, где-то срубил, а где-то вырвал с корнем, вымахавший в палисаднике чертополох. Стало похоже на то, что здесь живут люди…

Но каждый вечер Пашка не находил себе места. Чего-то не хватало, что-то волновало, подталкивало изнутри. И вдруг он понял это «что-то». В это время, вечером, начиналось представление. У каждого, кто работает в цирке этот час, как рефлекс, даёт о себе знать даже в отпуске.

На следующий день Пашка не выдержал и купил билет в цирк. Там во всю работали ежедневно по три представления. Шли новогодние представления, так называемые «ёлки».

До антракта он не досидел. Со слезами на глазах выскочил из зала, где когда-то в детстве, от удовольствия заснул во время представления. Теперь же он чуть не задохнулся, словно из зрительного зала выкачали воздух…

Решение в нём давно созрело, он просто не признавался себе в этом. И вот на шестой день собственного изгнания Пашка Жарких поспешил на вокзал…

Глава тридцать девятая

…Дядя Захарыч! Куда исчез Пашка? — в дверях шорной стояла Валентина.

Стрельцов долго и внимательно смотрел на девушку, наконец, осуждающе покачал головой.

— Садись, попей чайку, а я тебе кое-что скажу. — Хозяин шорной налил гостье чаю крепкого и ароматного.

— Я твоего отца знал, когда он ещё пацаном у Янушевского Владислава Константиновича, знаменитого Кадыр-Гуляма, за верблюдами убирал и потихоньку репетировал. Не скоро он артистом стал — много времени утекло. Трудный путь прошёл, прежде чем его назвали «Ангелом». Ты родилась в цирковой семье, тебе повезло. Теперь вот хорошей гимнасткой становишься, зарабатываешь неплохо. Но кто тебе, Валюха, позволил людей обижать? Унижать их человеческое достоинство! Ты под Богом ходишь и летаешь, разве так можно! Одно неловкое падение, сломанная рука, спина, и что дальше? Кто ты?.. Скромности в тебе не хватает, дочка, скромности. И — человечности. Рано ты себя великой стала мнить. Таковой ещё нужно стать. Прежде чем Кем-то казаться — нужно Чем-то быть! Запомни мой отцовский наказ — никто тебе правду не скажет.