Читать «Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции» онлайн - страница 124

Татьяна Николаевна Вирта

Наши русскоязычные переводчики представили читателям цикл романов, а также повестей и рассказов М. Лалича: «Свадьба», «Лелейская гора», «Облава», «Разрыв», «Лихая весна», где обличаются преступления военного времени, где торжествует победа человеческого духа над злодеяниями фашизма и где звучит призыв ко всем людям нашей планеты не допускать кровопролития и насилия. Быть может, призыв писателя, выходца из маленькой, населенной героическим народом страны, будет услышан далеко за ее пределами!

Михаило Лалич был связан неразрывными узами со своей родиной, Черногорией. Здесь он появился на свет, ходил в школу, здесь воевал. Здесь после окончания войны обосновался на берегу Адриатического моря, часто поднимаясь в горы, чтобы еще раз окинуть взглядом просторы Черногории и воссоздать ее образ в своих произведениях.

Черногория была его любовь и его боль. Каждая былинка в поле была ему так же близка, как и глобальные проблемы, стоящие перед Югославией. Заботы какого-нибудь бедняцкого крестьянского подворья отзывались в душе, как вопли о помощи тонущего в волнах океана.

В послевоенные годы, когда республики Югославии держались вместе деспотической волей Иосипа Броз Тито, накапливая внутри себя неразрешимые противоречия, Михаило неоднократно говорил мне о том, что осуждает сербских националистов за их высокомерие, за их мечту о создании «великой Сербии», где малые народности были бы у нее в подчинении и не имели права голоса. В моем дневнике имеется запись беседы с Лаличем, в которой он говорит:

«З июня 1987 года, Белград. Русской подлинной интеллигенции не свойственен национализм. Она не приемлет его от кого бы он ни исходил: от малой или большой нации. Если он исходит от большой (нации), это вдвойне непростительно, т.к. большой народ должен быть великодушным, если этого нет – он становится агрессивным.

Малая народность может играть такую же роль, как дрожжи в тесте. Так, Черногория сыграла огромную роль в истории развития идентификации народов Европы, осознавая себя независимой от любого вида притеснителей и завоевателей».

По поводу государственного устройства, которое в эпоху правления Тито в Югославии гордо именовалось «социализмом», Лалич отзывался весьма иронично:

«У нас море – синее, дворцы – белые, а начальники – красные».

Михаило Лалич не дожил до развала бывшего государства «Югославия» и в финале – отделения Черногории от Сербии. И его реакция на это событие осталась нам неизвестной. Хотелось бы знать только одно – получил ли народ Черногории, обретя независимость, какие-то преимущества от этой свободы?

В литературе у Лалича были свои пристрастия, не зависимые от веяния моды. Русская классика всегда была для него эталоном высокой нравственности и художественного совершенства. Замечательные мастера перевода представили ее своим читателям на сербскохорватском языке в полном объеме. Все новинки нашей литературы переводились в те времена прямо, что называется, с колес. «Доктора Живаго» Лалич прочитал, как только эта книга в переводе на сербскохорватский появилась на прилавках Белграда, и был разочарован.