Читать «ГОРЕНИЕ. Книга 1 — 2» онлайн - страница 582

В тот же день, поздно вечером, Столыпин позвонил Гучкову:

— Александр Иванович, что-то я вас перестал видеть у мистера Чарльза. Нет страшней перерыва, чем в гимнастике, немедленно почувствуете одышку.

— О брюхе отчего не говорите?

— Щажу самолюбие.

— Завтра поборемся?

— Сегодня.

Гучков посмотрел на большие английские часы с вестминстерским боем, что стояли за камином: половина одиннадцатого.

— Да я в шлафроке уж, Петр Аркадьевич.

— Ну и прекрасно. Скидывайте его, одевайтесь, и давайте-ка встретимся на острове.

Ответа ждать не стал — положил трубку.

Гучков переоделся, потом рассмеялся, подумав, что мистера Чарльза нет наверняка, поздно; вызвал аппарат Столыпина, но секретарь, дежуривший у него на Аптекарском, ответил, что его превосходительство только что отправились на занятие гимнастикой.

…Гучков остановил авто возле зала, который содержал мистер Чарльз, выругался сквозь зубы: ни одно окно не освещено, пусто, тишь.

— Не сердитесь, — донесся из темноты голос Столыпина, — спасибо, что приехали.

Он шагнул на дорогу в свет фар; тело будто перерезано пополам, лицо мучнисто-белое, только глаза сияют, большие глаза, совсем не щелочки, как все иное время.

Обнял Гучкова за талию — до плеч не дотянулся, — рассмеялся:

— Приучайтесь к конспирации. Чарльз сейчас прибудет, я за ним шофера послал, мой парень за пять минут обернется… Какие у вас отношения с Шиповым?

— С Дмитрием Николаевичем? Прекрасные.

— Он отошел от кадетов накрепко? Или возможна игра?

— О его к ним возвращении не может быть и речи. Его идея созвать Думу, управляемую председателем, которого назначал бы царь, поссорила его с Милюковым окончательно, раз и навсегда, его же «правым» в «Речи» костят.

— Это не довод. Мало ли кого где костят? Меня вон «Союз русских людей» костит левым, еврейским ставленником, скрытым социал-демократом… Так, значит, уверены, не вернется к кадюкам?

— Убежден.

— Я спрашиваю не зря. Я намерен провести Дмитрия Николаевича новым российским премьером.

Гучков будто натолкнулся на невидимую преграду, и не столько потому, что новость была неожиданной; поразил сам строй фразы, какая-то особая столыпинская уверенность в собственной силе, сокрытая в ней.

— А пройдет? — спросил наконец Гучков.

— Попробуем.

— Почему именно Шипов?

— А кто еще? Называйте человека. Вы? Рано, надо в Думе обкататься, заявить себя.

— В Думе? Я и в Думу-то не прошел, Петр Аркадьевич, да и не заявишь себя среди кадетов.

— Эту Думу я намерен распустить, Александр Иванович.

— То есть как?!

Гучков снова поразился новой манере Столыпина. Как человек за три месяца изменился?! А может, и не изменился, может, наоборот, именно теперь, состоявшись, и стал самим собою, а раньше надевал маску? Вот что власть делает! Но отчего же он власть намеревается передать другому, разве это умно?

— А кем вы думаете стать в кабинете Шипова?

— Если он согласится, я бы сохранил за собою этот же портфель.

— Погодите, Петр Аркадьевич, все это так неожиданно… Что же вы при живом-то премьере, при Горемыкине, не похоронив еще, нового намечаете?