Читать «пгт Вечность (сборник)» онлайн - страница 8

Дом старый (придумал: во всех теперь отношениях сталинский), в подъезде всего лишь двенадцать квартир, так что не может быть и сомнений в том, кто наклеил портрет – жилец с ужасной фамилией Воблый: не Вадик же, скрипач-виртуоз, притащил эту дрянь, не Тамара Максимовна, педагог по сценической речи, нет, – Воблый, бывший топтун, – больше некому. Выходя из подъезда, пригнулся: после ремонта остались стоять неразобранные конструкции – строительные леса, сплетения из труб. Сейчас он увидит этого самого Воблого – теплое время года тот проводит на улице: дома курить не дают, да и профессиональная привычка, видимо, – возле подъезда торчать. Правда, в последнее время выходит со стульчиком, говорит: позвоночник больной.

– Это у всех у нас. Работа-то вся на ногах. Раньше не было камер наружного наблюдения. Ни этих, сотовых.

Что тут скажешь? Действительно, не было.

– Трудиться, Андрей Георгиевич? – спросит Воблый и опустит взгляд на часы.

Он кивнет ему, на мгновение почувствует себя виноватым – двенадцать, а он только выходит из дому – и отправится, да, на работу, пешком. В их районе за лето расширили тротуары, а проезжую часть, соответственно, сузили, улицы выглядят непривычно. Нарочно сделает крюк, чтоб пройти мимо школы, французской, которую он заканчивал: типовое здание, пятиэтажное, недавно к нему приделали нарядный стеклянный куб – не в стиле, но Москва ведь вся эклектичная. И, между прочим, сегодня возле подъезда он Воблого не нашел. Того уже не было видно несколько дней – такое случалось, если его помещали в госпиталь, подлечить позвоночник. И то, пускай полежит. Этот палачь его сильно развеселил.

Да, школа была французская, считалось – лучшая, потом – ничего себе тоже – мехмат МГУ, хотя к математике выдающихся способностей не было. Как и к французскому, как (думалось в плохие минуты) вообще ни к чему. Но друзьям, а их было много, он казался, напротив, человеком разнообразных, больших дарований.

– Вы меня любите просто как вещь. – Стравинский, он помнит, похожим образом откликнулся на кончину Шаляпина. Может быть, не Стравинский, кто-то еще.

– Нет, Андрюша, это ты сам себя любишь как вещь, – отвечали друзья. – А мы… Мы тебя просто любим.

И он успокаивался, на какое-то время: чувства товарищей и подруг носят характер небезусловный, нуждаются в обновлении. Конечно, желание нравиться (вполне в его случае простодушное) – недостаток, но для художника, для артиста, естественный. Частый, во всяком случае. Говоря о грехах: из гражданских деяний он самым постыдным считает вступление свое в комсомол. Мальчик с семейной историей антисоветской деятельности – в квартире у них дважды производился обыск (взрослые говорили – шмон), – он помнит, как удивленно посмотрела учительница: Андрей написал заявление чуть ли не раньше, чем весь его класс. Глупость, ужасная глупость, и вовсе не обязательная – в восемьдесят седьмом. Зато с женщинами был неизменно честен, оттого и женат уже в третий раз.