Читать «Стален» онлайн - страница 45

Юрий Васильевич Буйда

– Я еще не писал, – растерянно проговорил я.

– Как дурь какую-нибудь, так пожалуйста, а как заявление о приеме на работу, так он не писал! – Придвинул ко мне пачку писчей бумаги, протянул ручку с золотым пером и стал диктовать: – Прошу принять меня на работу в редакцию газеты «Знамя коммунизма» в качестве корреспондента…

Выйдя из его кабинета, я заглянул к Жанне.

– Закрой дверь, – сказала она. – Что?

– Принят корреспондентом с окладом согласно штатному расписанию. Сто двадцать пять рэ в месяц.

Она протянула мне ключ:

– Иди ко мне – скоро буду.

Я пришел к ней домой, сел в кресло и проспал до вечера, скорчившись в неудобной позе.

Проснулся вовремя – Жанна заканчивала готовить ужин.

Всю ночь мы отмечали мое поступление в редакцию.

Жанна рассказывала о Головине, который пообещал секретарям горкома «присматривать за этим парнем», и дефилировала голышом по гостиной со стаканом коньяка на голове, пытаясь изобразить ту самую походку, скандализировавшую целомудренную общественность, и при этом не расплескать напиток.

На следующее утро главный редактор представил меня сотрудникам, собравшимся в его кабинете:

– Итак, перед вами Стален Станиславович Игруев, который сегодня вливается в наш дружный коллектив, покачивая красивыми бедрами…

Это выражение преследовало меня много лет, до самого отъезда в Москву.

Мне хотелось написать великую книгу, и меня раздражали люди, обсуждающие похождения Аллы Пугачевой, спорящие о целебных свойствах пчелиного говна и мечтающие о дешевом мясе. Одномерные люди, плоскостопый юмор, травоядная жизнь. Казалось, на сто, на двести, на тысячу верст вокруг не было ни одного Ивана Карамазова, ни одного Пьера Безухова, даже ни одного, черт бы его взял, Базарова – никого, кто был готов и способен обсуждать жизнь духа, «русскую идею» и будущее России, спорить о Боге, дьяволе и предназначении человека, мечтать о любви и свободе…

– Жизнь духа… – Жанна покачала головой. – К сожалению, тут все просто. За семьдесят лет Россия только в войнах потеряла больше тридцати миллионов человек. Страх перед физическим уничтожением – а он у нас стал генетическим – убивает жизнь духа, вызывает необратимые изменения в душе нации…

– Приятно, конечно, думать, что во всем виновата история…

– А еще твоя близорукость и, прямо скажем, тугоумие, – подхватила Жанна. – Ты плохо видишь, поэтому не сразу можешь понять, кто и что перед тобой, а потом долго решаешь, не ошибся ли ты, боишься, что тебя не поймут, пытаешься выразиться точнее, яснее, короче и зачеркиваешь, зачеркиваешь, зачеркиваешь…

– И получается так, как получается, – мрачно резюмировал я.

– Черт возьми, я уже полчаса лежу перед тобой голая, как яблоко, а ты этого, кажется, даже не замечаешь! А ведь завтра рано вставать…

Неподалеку от горкома партии, на соседней улице, стояло приземистое здание с колоннами, фронтон которого был украшен лепными профилями Пушкина, Толстого и Горького, обрамленными лавровыми венками из гипса. Это была городская библиотека.

Главной ее достопримечательностью была зигзагообразная трещина на потолке вестибюля. Говорили, что она появилась в начале шестидесятых, в тот день, когда на одном из близлежащих полигонов испытали мощный термоядерный заряд, взорванный глубоко под землей.