Читать «Стален» онлайн - страница 178

Лу стала другой, но насколько?

И что я знал о ней?

А она обо мне?

Я всегда считал, что настоящая любовь зиждется только на знании, без которого невозможно доверие. Чем больше мужчина и женщина знают друг о друге, тем сильнее и глубже их чувство. Впрочем, эта наивная вера с годами претерпела изменения. Если я кого и любил когда-либо, так это Фрину. Но чем больше я узнавал о ней, тем меньше ее знал. Я даже не понимал, красива ли она. Иногда казалось, что внешне она была довольно заурядной женщиной. Но когда я вспоминал, как она шла по Никольской в маленькой шелковой юбочке, взлетавшей вокруг ее стройных ног при каждом шаге, я понимал, что ничего красивее в жизни не видел…

Как ни странно, это не мешало любить ее сильнее с каждым годом, хотя в этой любви давно не было ничего чувственного и ничего разумного, не было ничего, кроме света, не обещающего ничего, кроме спасения…

В основе союза с Лу лежал циничный по своей природе прагматизм. Она принимала мою философию углового жильца, который не претендует на чужую собственность, и не оглядывалась на меня, когда строила свою жизнь. Иногда, впрочем, в наших отношениях возникали едва заметные щелочки, через которые вдруг пробивался другой свет – свет подлинных чувств, которые мы сознательно прятали друг от друга. Но что обещает этот свет?

Мы оба стали неполноценными людьми, а калеки мнительны и обидчивы…

Если мы встретимся, нам придется начинать все сызнова.

Готовы ли мы к этому?

Способны ли мы восполнить жизнь?

Стареющий мужчина, больной раком, однорукая женщина со слабоумной дочерью – о каком будущем мы можем мечтать, на что надеяться?

Что движет мною – жалость, благоговение и стыд? Или безмозглый страх перед одинокой смертью в больничной палате, набитой стонущими раздраженными стариками, с грязной кружкой на тумбочке, в луже кровавой мочи?..

Да и с чего, наконец, я решил, что Лу вернется ко мне?

Сбитый с толку, возбужденный, раздраженный, я обрадовался, когда объявили мою остановку, выскочил на перрон и с наслаждением вдохнул запахи иномирья. Я взирал на пурпур и золото сталинского ампира, на восьмигранные колонны узбекского мрамора, выраставшие из каарлахтинского малиново-красного гранита и возносившиеся к высокому солнечно-желтому потолку, на легкие аркады и роскошные люстры, на лепнину и византийские мозаики, я чувствовал себя естественной, неотъемлемой и необходимой частью этой гармонии света и цвета, объемов, масс и образов, но не понимал, чего я хочу на самом деле – чуда или абсурда, чего боюсь больше всего – новой жизни или того, что ее у меня не будет…

Мирча Элиаде в беседе с Клодом-Анри Роке сказал: «В каждом из нас есть что-то от Одиссея, когда мы ищем самих себя, надеемся дойти до цели и тогда уж точно вновь обрести родину, свой очаг, снова найти себя. Но, как в лабиринте, в каждых скитаниях существует риск заблудиться. Если же тебе удается выйти из лабиринта, добраться до своего очага, тогда ты становишься другим».