Читать «Стален» онлайн - страница 134

Я закрыл файл, уничтожил его и написал Люсьене, что мой старенький компьютер, увы, каза болду, не оставив никаких следов ее файла.

Переписка наша, однако, не прервалась: Люсьена – интересная собеседница и волевая женщина, не отступавшая от своего решения «оседлать перспективное имя».

Благодаря Люсьене, растормошившей меня, я вернулся к рукописи, которая остановилась на смерти Фрины.

Отпевали Фрину в маленькой церкви, стоявшей на окраине поселка с тех времен, когда здесь не было ни казарм, ни фабрики, выпускавшей колючую проволоку, а жители двух деревенек занимались изготовлением красного кирпича кустарным способом.

Фрина лежала в маленьком гробу, укрытая до подбородка ковром из белых роз. Священник читал молитвы, женщины время от времени крестились, я не сводил взгляда со лба Фрины, который ярко блестел, словно смазанный жиром, Топоров стоял рядом со мной, опираясь на трость, и губы его едва заметно шевелились. Похоже, он беззвучно повторял за священником слова молитвы.

Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси: жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста…

Алина не спускала с меня глаз дома, на кладбище и в кафе, которое Топоров снял для поминок.

Подавая на стол, хозяин и его дочь всякий раз почтительно кланялись Топорову, сразу признав его за главного.

Кара пила и курила с мрачным видом, Ева то и дело подносила к носу скатанный в комочек платок, Нинель шепотом уговаривала Топорова «не пить насухую», а я думал о том, что, может быть, уже завтра утром мне придется покинуть уютный кривой домик, забыть о черной икре, добротной одежде, беззаботной жизни, и хотел поговорить об этом с Топоровым, но так и не решился…

– Наш дом всегда для вас открыт, – сказал Топоров на прощание, переводя взгляд с меня на Алину, и было непонятно, для кого открыт его дом – для меня, для нее или для нас обоих.

Домой нас отвез все тот же шофер с дореволюционной бородкой.

В машине Алина положила руку на мое колено, я откинулся на спину и закрыл глаза.

Дома мы молча легли спать.

Все эти дни я пытался подобрать слова, чтобы описать то, что произошло в ночь смерти Фрины.

Фраза «я убил ее» казалась мне неточной. Гораздо ближе к истине было выражение «я ускорил ее смерть», хотя и она требовала обстоятельства образа действия, например, «нечаянно», «невольно».

«Я нечаянно ускорил ее смерть».

Конечно же, никакого умысла у меня не было и в помине, я был напуган, растерян, взвинчен, действовал импульсивно, с панической поспешностью, едва успевая реагировать на ее хаотические порывы. В те минуты я превратился в существо бессознательное, лишь откликающееся на внешние раздражители, и не отдавал себе отчета в том, что делал, пытаясь облегчить ее страдания. Именно поэтому я не обратил внимания на эту чертову подушку, которая за долю секунды изменила положение, закрыв нос и рот Фрины, а когда Фрина забилась, пытаясь сбросить меня, освободиться от подушки, я только крепче прижал ее к себе, ускорив таким образом ее смерть.

Не знаю, сколько ей оставалось жить, может, минуту, может, две, а может, всего секунду, однако я украл у нее эту секунду, сам того не желая, и отныне до конца жизни обречен на чувство вины, хотя, видит бог, моей вины в этом не было ни на морковный хвостик, но и этой малости достаточно, чтобы мучиться, корчиться и сгорать во всех огнях опустевшего ада, с ужасом глядя на свою бугрящуюся, волдырящуюся свою плоть, смердящую и брызжущую гноем…