Читать «Правитель Аляски» онлайн - страница 204

Аркадий Иванович Кудря

Первую ночь в Ваимеа Тараканов провёл на корабле, а на другой день Лещинский предложил ему перебраться за компанию с кем-нибудь ещё из прибывших на «Ильмене» промышленников в один из пустующих домов фактории. День ушёл на переезд и обустройство на новом месте.

Вечером, когда солнце клонилось к горизонту, Тараканов, привлечённый доносящимися со стороны канакской деревни песнями и перестуком барабанов, пошёл прогуляться вдоль реки, и ноги сами собой направили его туда, где беспечно, не думая о завтрашнем дне, веселился народ.

Толпа из примерно тридцати сандвичан всех возрастов, от детей до стариков, окружила группу дававших представление певцов и музыкантов. Играли трое. Курчавый парень, лет двадцати, бил по обтянутому рыбьей кожей кокосовому ореху особой биткой, сплетённой из древесных волокон. Другой подыгрывал ему на барабане из тыквы. Третий, постарше, с голой грудью, украшенной ожерельем из акульих зубов, вёл свою мелодию на бамбуковой флейте. Певиц тоже было трое — все молоденькие, от семнадцати до двадцати лет. Их песня показалась Тараканову очень красивой. Он не знал, о чём они поют, но, судя по манере исполнения, подумал, что поют о счастье жить на земле. Да и вся картина вокруг — пламенеющее закатом небо, синь моря на горизонте, эта поляна среди кокосовых пальм, под сенью которых прячутся напоминающие большие грибы домики с решетчатыми стенами, радостно настроенные сандвичане, — картина эта дышала таким беззаботным счастьем, таким давно забытым в его скитальческой жизни мирным покоем, что у Тараканова от внезапно нахлынувших чувств защемило сердце.

Певиц сменили танцовщицы. Обе одетые в короткие яркие юбочки, босоногие, с гирляндами пышных цветов на шеях, они под аккомпанемент барабанов начали танец медленными и гибкими, как покачивания змей, колебаниями всего тела. Младшей, стройной как тополь девице, было не более пятнадцати — шестнадцати лет. Но Тараканов, стоя чуть сзади толпы канаков, больше смотрел на её подругу. Ей было на вид около двадцати, а, впрочем, кто ж их разберёт, этих дочерей юга, сколько им лет. Та, на кого он смотрел, отличалась фигурой уже вполне зрелой женщины — с налитыми округлыми бёдрами, с сильными, красивой формы ногами — как лань, вышедшая показать себя в самую пору любви. В правой руке она держала сделанную из ореха погремушку, украшенную на рукояти птичьими перьями, и изредка взмахивала ею в такт прихотливому ритму танца. Тараканову казалось, что руки её, рассказывая какую-то понятную островитянам историю, ведут собственную игру, в то время как гибкое тело то приседало, то выпрямлялось, изгибалось влево, вправо, стремительно вращалось, убыстряя и убыстряя темп танцевальных движений, становившихся всё смелее, дерзновеннее, всё сладострастней, словно она приглашала кого-то, кто ей мил, разделить с ней ложе любви.

Тараканов, чтобы лучше видеть её, вышел на свободное место к центру круга, где уже никто не заслонял от него танцовщицу. Он смотрел на её запрокинутую голову, когда, изгибая стан, она откидывалась назад, и на ровно подрагивавшие крепкие обнажённые груди, покрытые капельками пота. Как зачарованный, он не мог оторвать от неё глаз и видел, что и она, чуть приметно улыбаясь крупными губами, изредка бросает на него взгляд чёрных, влажных глаз, словно гипнотизирует, подчиняет себе.