Читать «Начала любви» онлайн - страница 78

В большом и малом, в делах и развлечениях, пристрастиях и антипатиях Фридрих II с самого начала принялся выказывать себя отцовским оппонентом. Условно говоря, если прежний монарх был всегда обращён к полю брани, то нынешний — к музам, искусству, вдохновению и прочим бесценным глупостям. Казалось бы, уж каким три десятилетия безалаберным считался (да и был таковым, отметим справедливости ради...), а пришло время царствовать самому, и всё как по мановению волшебной палочки радикально изменилось. Всех своих любовниц выгнал он взашей, пьянки прекратил, режим дня выработал.

Если бы кому сказали, что у Фридриха может быть режим дня, никто из посвящённых в его приватную жизнь не поверил бы! У кронпринца могло быть что угодно: хандра, вдохновение, люэс, желание подурачиться или, скажем, организовать среди ночи коллективное купание голышом. Но только не распорядок!

И вот, однако!

Он заставлял себя пробуждаться в те самые часы, когда прежде лишь отходил ко сну, то есть в четыре утра. От четырёх до восьми Фридрих приуготовлял себя к тому, чтобы заняться делами: чистил пёрышки, завтракал, мысленно настраивал себя на рабочий лад. С восьми до десяти, два лучших часа, отдавал государственным вопросам. В этот именно промежуток времени, от восьми до десяти утра, и решались все самые важные проблемы. В десять часов император, условно говоря, покидал свою величественную ипостась, становился скромным служителем муз и на пять-шесть часов кряду, с перерывом на короткий обед, превращался в запойного читателя, мыслителя, писателя. Он говаривал: «Днём в стране нет монарха, есть хороший читатель и посредственный, но увлечённый писатель». Отвлекать Фридриха от книги в эти часы разрешалось только в случае чрезвычайных обстоятельств. В периоды, когда Клио и Эрато покидали Фридриха, он с удовольствием музицировал. Поначалу это его музицирование понималось превратно, мол, если он не пишет и не читает, стало быть, можно к нему войти. Ненавистная супруга Елизавета, на которой отец женил Фридриха под страшной угрозой, имела однажды удовольствие именно в означенный период нарушить высочайшее уединение — и тотчас же была наказана. «Все подданные мне равно дороги, — сказал тогда император, — и никаких любимчиков нет и не будет. Нарушили запрет? Да, вы его нарушили. Вы поступились приказом не мужа, но вашего монарха».

Когда стражники уволакивали сопротивлявшуюся и визжащую Елизавету, Фридрих с улыбкой посоветовал офицеру охраны:

— Заткните вы ей чем-нибудь рот, не то люди подумают, что убийство тут совершается.

В тот момент Фридрих особенно был доволен, что имеет возможность наказать не презираемое существо с рептильным интеллектом и животными наклонностями, но оскорбившую волю монарха подданную.

Своими первыми же законами Фридрих явно давал понять, что Германия прочно и бесповоротно превращается в обитель творчества, вдохновения, в империю гуманитарного знания. Если прежде отец пытался создать единую, хорошо смазанную и ловко отлаженную казарму, то нынче на этом же самом месте предполагал Фридрих основать единую огромную библиотеку. Пусть и с обширным военным залом, опять-таки образно выражаясь.