Читать «Начала любви» онлайн - страница 72

Константин Викторович Новиков

В свои одиннадцать лет Карл-Пётр выглядел сущим ребёнком лет этак шести-семи, хотя визуальная детскость лица компенсировалась, и компенсировалась с избытком, вполне взрослой лексикой, взбалмошностью и взрослой же нервозностью поведения. Грубый Брюммер с самых первых дней требовал от мальчика серьёзности, взвешенности слов, солидности манер, то есть всего того, чего не было даже в заводе. И Пётр, не чуждый актёрского дара, понемногу научился изображать требуемую солидность и рассудительность, не сделавшись, однако, ни на йоту более рассудительным. Сочетание же внешности и манер было ужасающим: мальчик походил на аккуратную приодетую обезьянку и воспринимался окружающими как своего рода казус — живой, смышлёный, говорящий, но казус. От постоянных стычек с Брюммером, учителем не только грубым, но и физически сильным, то есть могущим материализовать грубость своей души сообразно прихоти момента, мальчик сделался излишне болезненно возбудим, и уж сами собой пришли затем мигрени, ночные кошмары, спонтанная рвота. Понервничав, Пётр обыкновенно испытывал сильные спазмы, чем Оттон Брюммер охотно и не без удовольствия пользовался, чтобы ещё более унизить воспитанника. В одну из таких конфликтных минут, отмучившись и напрочь испачкав стенку, Пётр тыльной стороной ладони отёр губы и сказал Брюммеру: «Вырасту, прикажу тебе глаза выколоть». — «В таком случае не надейся вырасти», — хладнокровно парировал воспитатель.

Усугублять конфликт Брюммер не считал целесообразным, поскольку воспитанник был ему необходим как своего рода плот, с помощью которого гофмаршал рассчитывал пробраться ни больше ни меньше — к шведскому двору. Теоретически можно было бы помечтать и о русском дворе, но несбыточные мечты Брюммер намеренно подавлял, чтобы впоследствии не расстраиваться понапрасну. Да и потом, что это такое — русский двор? Что — Россия? Может, никакой России и в природе нет; может, это францисканские монахи напридумывали...

На всякий случай, хотя и не без задней мысли, Брюммер обучал мальчика шведскому языку: поначалу давал уроки сам, но впоследствии нашёл для этого подходящего учителя — из онемеченных шведов. Занятия шведским языком почитались священными: если при необходимости можно было прервать урок французского, географии или истории, если в крайнем случае считалось допустимым сократить танцевальный класс, перенести на другой день занятие латынью, оставить на листе неоконченную пропись, — то шведский, о, шведский почитался превыше всего прочего. И потому когда Оттон Брюммер вошёл к Петру во время урока шведского и сказал о том, что, мол, Ангальт-Цербстская принцесса Иоганна-Елизавета... — мальчик понятливо кивнул и продолжил за воспитателя: