Читать «Начала любви» онлайн - страница 60

Оставленный наедине со своими неспокойными мыслями, Христиан-Август заменил продолжительное обдумывание ситуации короткой выпивкой, после чего сказал Больхагену:

— Зови.

Не чем иным, кроме как безумием, такое решение не могло быть инициировано. Больше того, подобное решение и было безумием, а не только формой проявления оного. Ну а разве вся жизнь Христиана-Августа с момента женитьбы на маленькой черноволосой стерве не являлась сплошным безумием? Пригласить палача к искалеченной недугом дочери после того, как сам фон Хаммерсдорф практически спасовал! Да и что собой являет этот Хайнц? Возможно, у него достаточно умения, чтобы переспать с Иоганной, допустим. Но — лечение! Кто видел излеченных им людей? Хоть кто-нибудь таковых видел? Или нет? Хорошо, пусть даже не самих излеченных, но хотя бы их друзей? Или знакомых этих друзей? Пускай бы одного, но уж надёжного, чтобы на Библии мог поклясться, мол, да, видел человека, брата-тестя-свата, которого вылечил этот самый Теодор Хайнц. Ведь нет же, нет. Одни только разговоры и желание верить в чудеса. Именно что — в чудеса! Но в том-то и штука, что рациональный век и научные способы лечения дискредитировали себя в глазах принца до такой степени, что обращение в сторону средневековых — чтобы не сказать азиатских — способов воздействия на болезнь было вполне естественным.

Чтобы обезопасить себя от возможных обвинений в будущем, Христиан-Август в присутствии жены дважды (второй раз — для подстраховки) заводил разговор о сомнительности талантов Теодора Хайнца и о своём неверии в палаческое искусство исцелять. Но Иоганна оказалась верна единожды избранной тактике: ни слова не произнесла.

И всё-таки главное, что Христиан-Август предупредил. Потому как отбирать жизнь — это одно, а восстанавливать эту же самую материю — другое.

Выслушав словесные извержения супруга, принцесса молча вышла, шарахнув на прощание дверью, мол, понимай как хочешь. Однако запавшее в душу зерно сомнения принялось подтачивать зыбкое спокойствие женщины; послонявшись без дела по замку до трёх пополудни, Иоганна-Елизавета переоделась и отправилась с визитом к Хайнцу.

Красавец палач, живший на втором этаже в каменном доме напротив мельницы, был несколько обескуражен недавним разговором с Больхагеном и в особенности замкнувшим тот разговор приглашением. Действительно, вот уже несколько лет как он за неимением работы по своей прямой специальности потихоньку подрабатывал наложением рук. Но одно дело — обхаживать местных лавочников да крестьян, и совсем иное — заниматься дочерью губернатора. Тут любой храбрец струсит. Томительные, проведённые в ожидании часы с утра, когда произошёл разговор с Больхагеном, до половины четвёртого не внесли ясности: о данном под уговорами слове осмотреть маленькую принцессу Теодор искренне сожалел, однако же смелости отказать не было утром, не прибавилось и теперь. Мало того, что он посмел отказать в притязаниях Иоганне-Елизавете, так будет похоже, что пытается и без того незавидное своё положение ещё более ухудшить. Он уже полдня пялился в окно, как будто рассчитывал на какую-то стороннюю метафорическую подсказку. Подсказок, однако, не было. Зато Теодор вовремя заметил шедшую вверх по склону — подумать только! — Иоганну-Елизавету. Поначалу Теодор намеревался не открывать высокой гостье, но, вовремя сообразив, что излишняя предосторожность не бывает излишней, накинул куртку и через двор, через простреленный в нескольких местах лучами бледного солнца затхловатый амбар, мимо каменного бока мельницы выбрался на открытый луг и бросился бежать во всю прыть стройных ног.