Читать «Начала любви» онлайн - страница 29

Принц, что более важно, вдруг полюбил свою некрасивую, несколько похожую на него лицом, ловкую, смышлёную дочь, с одинаковым проворством научившуюся лопотать на языке Мольера и взбираться к отцу на спину. Это последнее было совершенно восхитительным. Девочка не просила отца останавливаться, но подлавливала его идущим, с криком подбегала и, цепляясь за что попало, то есть за одежду, за волосы, если случалось, так и за ухо, в считанные секунды забиралась к родителю на спину, подобно тому как зверёныши взбираются на дерево. Замешанная на бесцеремонности, эта ловкость дочери умиляла и восхищала принца, хотя и раздражала Иоганну-Елизавету. Но это уж как водится.

Не без успеха продолжалась программа экономного обучения Софи, приправленная определённым везением. С назначением пышнотелой, темноволосой, лицом похожей на еврейку младшей Кардель девочка приобрела гувернантку и подругу — в одном лице; там, где материнские истерики и угрозы оказывались недейственными, на помощь приходила дружеская мягкость Бабет, и совершалось очередное маленькое чудо: Софи позволяла вымыть себе голову, или без разговоров укладывалась спать, или даже принималась уплетать овсяную кашу (от вида которой у самой Бабет подступала тошнота). Под стать Элизабет оказались и другие учителя. Преподаванием родного языка и каллиграфией с девочкой занимался добропорядочный старик Вагнер, музыке пытался научить дородный, похожий в профиль на принца добряк Реллиг; география, светская история и религиозное воспитание были отданы на откуп капеллану штеттинского гарнизона пастору Дове. Заручившись любовью Софи и некоторыми симпатиями Христиана-Августа, Бабет осторожно подсказывала принцессе, кого именно из учителей имеет смысл дополнительно пригласить к девочке. Именно с подачи Кардель то одному, то другому из осевших в Штеттине французов удавалось подкормиться от гостеприимного стола губернатора. Дольше иных милостями такого рода пользовались учитель французского чистописания Лоран и проповедник Перар. Последнего девочка ненавидела и какое-то время терпела исключительно из любви к Бабет. Ради мадемуазель стерпела бы и не такое!

Собственно, Бабет оказалась её единственной и в силу этого лучшей подругой. Обладая редким даром не снисходить до Софи, как это делали практически все остальные взрослые, но естественно перенимать лексику, интересы и даже, казалось, сам возраст своей воспитанницы, Кардель всегда оказывалась на одном с Софи уровне и от строительства песочных домиков, игры в куклы или беготни «кто скорее» испытывала не меньшее удовольствие.

Девочка обожала Элизабет. Девочка любила (это на полтона пониже, чем «обожать») своего отца, с большой симпатией относилась к жирному Реллигу и Вагнеру, обладающему изумительной способностью написать Софи-Августа-Фредерика, не отнимая каллиграфического пера от бумаги. Даже Перара терпела Софи, но, когда Бабет говорила ей, что ко всему прочему и даже превыше всех других девочка должна любить свою мать, — возникала недоумённая пауза. Тем более Софи неоднократно могла убедиться в том, что сама Бабет не выносит принцессу, что называется, на дух. Иоганна-Елизавета платила француженке взаимностью. Не менее, а может быть, даже и более француженки Иоганну раздражала Софи. Спрашивается, зачем же заставлять Софи любить собственную мать? И как, каким образом возможно полюбить её? Да и за что, за какие такие дела? Может, за то, что перемежает истерики резкими, искромётными пощёчинами?