Читать «Начала любви» онлайн - страница 120

И никакого, если разобраться, просвета. Где заканчивается, условно говоря, наружная стена её дворца, там сразу начинается иная, совершенно отличная жизнь. И при этом ей надлежит здесь, в этой стране, жить, и умереть тут же придётся. Никто ведь не объяснит: за что сие? Если впрямь — за грехи, тогда не ясно, почему иноземным королям за их иноземные грехи совсем иная жизнь досталась. Или грехов у них меньше? Но сие маловероятно. Тогда — почему? То-то и оно, что нет ответа...

А грязь и гадость на улицах, поелику возможно, Елизавета Петровна попытается устранить. В связи с ожидаемым приездом в Россию племянника Петра-Карла-Ульриха императрица пыталась в эти дни взглянуть на стольный град глазами чистоплюя-чужеземца и по возможности устранить хотя бы наиболее очевидные признаки азиатчины. Елизавете говорили о том, что племянник чрезмерно впечатлительный. Ну, в четырнадцать-то лет, пожалуй что, всяк бывает впечатлителен, это уж как водится, а кроме того, будь ты хоть бревном, так и то не останешься равнодушным при виде подданных, которые, не выпуская покойницы из рук, кланяются своей императрице. И ведь наказывать за это нельзя, иначе всё опять вернётся ко временам дикости. И за что тут наказывать? За то, что грязны и грубы? Господи ты мой Боже, до чего подчас Елизавете бывало перед иноземцами неловко! Ну, да что о том... И племянника везут до того медленно, как будто не из Голштинии они едут, а из какого-нибудь тридевятого царства, что за семью морями, за хрустальными островами, где раки на печках свистят.

По возвращении с прогулки Елизавета Петровна вымыла руки (она культивировала нарочитую чистоплотность и всякий раз, возвращаясь к себе, мыла руки) и, призвав невидного лицом толстяка-секретаря, принялась диктовать очередное послание племяннику.

— Пиши, стало быть: «Светлейший герцог, вселюбезнейший мой племянник, — глядя в широкое запотевшее окно, раздумчиво произнесла императрица начальные слова, и секретарское перо споро запрыгало по листу, всё быстрее, быстрее, затем угомонилось. — Вашего королевского высочества с таким нетерпением к себе ожидаю, что и сказать невозможно. Через специально посланных от меня служителей...»

Дежуривший во второй раз в жизни, секретарь было запнулся, не исправить ли «посланных» на «посылаемых», что казалось ему логичнее, однако вспомнил утренний инструктаж и от правки предпочёл воздержаться.

   — Написал? «...Служителей нашего двора намерена Вам наипаче объявить моё особливое желание, сколь с большим нетерпением и беспокойством принуждена я дожидаться Вашего королевского, высочества. Того ради, как для лучшего и скорейшего прибытия, так и для обережения и безопаснейшего продолжения пути Вашего королевского высочества, сих посланных от границы Курляндской отправила, которых рекомендуя в милость и призрение Вашего королевского высочества, остаюсь с искренней любовью Вашего королевского высочества вселюбезнейшего племянника доброжелательная и благосклонная тётка...» — Елизавета посмотрела на пушистую, не знавшую бритвы щёку секретаря и наскоро представила, как дёрнулся бы, как запунцовел бы молодой человек, проведи она сейчас пальцем по его щеке. Или — не дёрнулся бы? Нужно как-нибудь попробовать... — Успеваешь за мной? «...благосклонная тётка Елизавета».