Читать «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет» онлайн - страница 52

Аркадий Лапидус

Поплавали мы в солёной водичке, посочувствовали пацанчику, который купаться не мог и безнадёжно пытался отвернуть от солнца окровавленную спину, и поехали домой под стоны и охи счастливца…

Сил после этой поездки прибавилось вдвое – вроде как новая жизнь началась!

Наконец художник вывесил афиши, где во всё поле моё имя и фамилия, под ними – "Студент московской консерватории", потом супершлягерный репертуар Муслима Магомаева и дальше все остальные.

Билеты были входные с одинаковой ценой, и народу набилось до отказа. Во всех проходах и даже перед оркестровой ямой стояли. Можно было афиши не вывешивать – все итак пристально следили за нашей подготовкой и кое-кого я даже специально для рекламы разрешал впускать на репетиции. Но не на свои! Мне нужен был эффект неожиданности.

И он состоялся!

После каждой песни зал взрывался рёвом восторга, и пьяный электрик от испуга ронял фильтры.

Так мы дали три концерта и один шефский с аккордеонистом на каком-то отгоне.

Ну, этот шефский я запомню на всю жизнь!

Чёрное поле до самого горизонта! Ни травинки, ни былинки! Бараны вытоптали его так, что только чёрная пыль была вместо почвы. Мёртвая земля! А вернее – Луна! И хотя впереди не было машин, но клубы пыли были такие, что кашляли и чихали мы страшно…

Да, забыл сказать, что на третьем концерте барьер перед оркестровой ямой публика снесла, и часть людей попадали вниз, а мы через чёрный ход убегали с инструментами…

Мда-а!..

Деньги теперь были, и надо было сматываться, пока оркестранты, артисты, электрик, художник и ещё кое-кто, не потребовали свою долю. Я же не только красивыми словами людей заманивал! Но половину по договору директор клуба забрал за аренду и билеты, а если разделить мою часть на всех поровну, то не стоило и дело затевать. А по-другому периферия делёж и не представляла. Пиратская справедливость! Я, честно говоря, за неё, но ситуация вынуждала во имя моего биологического существования идти на сделку с совестью. Тяжело, но что поделаешь! Это же не для наживы, а на хлеб! У всех же ещё какая-то работа есть, а у меня на сегодня только это…

И я начал как бы невзначай всем говорить, что, наверное, останусь в Учарале до сессии и бескорыстно подниму им самодеятельность так, что Алма-Ата вздрогнет. Что то-то и то-то сделаем, там-то и там-то блистать будем… Вроде бы усыпил бдительность! Асам втихаря купил билет на самолёт, и незадолго до отлёта взял у одного почитателя моего таланта велосипед, и помчался на аэродром.

И тут мне явилось фантастическое, доброе прощальное видение, какое только в кино бывает. Нечто белое, ажурное и прекрасное стояло на обочине дороги и махало мне рукой. Боже мой! Да это же Оленька! В своём умопомрачительном самом лучшем почти детско-кукольном праздничном платье. Я же за суматохой совсем о ней забыл!

Ах, Оленька! Ах, ласточка моя! Как же тебя, милая, твоя первая любовь сразила!

Расцеловал я её, пообещал вечером прийти и покатил дальше.