Читать «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет» онлайн - страница 157

– Извините, – говорю, – что побеспокоил… Я хотел вам до звезды…

– Что-о? Я тебе сейчас такой звезды присвечу! Мясо от костей отвалится!..

Скатываюсь я кубарем, гремя коробкой, на первый этаж, а сам думаю:

– Чего ради? То, что он угрожает, – туфта! Тут такие штрафы берут за рукоприкладство, что тысячу раз подумаешь, прежде чем разговеешься. Эх, была не была! Семь бед – один ответ!

Перехожу в соседний дом и звоню в первую же дверь. Открывает женщина.

– Ой, как вы кстати! Я как раз о картинах думала! – говорит она.

Надо же! Чистая лотерея!

Однако замечаю, что хотя глаза у женщины искрятся, но в глубине жуткая тоска. Расставляю картины и почти машинально пытаюсь её подбодрить.

– Искусство, – говорю, – это то же, что и любовь. То есть – не картошка! И не каждому дано восприятие прекрасного. Для этого надо иметь чуткое сердце и нежную душу. Божья искра, – говорю, – не способна зажечь какого-нибудь дуболома, у которого в голове, сердце и душе только денежные знаки, жратва, выпивка и хапальный рефлекс. Есть такие! Они только вделяют и выделяют. Кишки, а не люди!..

– Ах ты падла! – раздаётся откуда-то из квартиры, и мне даже кажется на секунду, что это предыдущий кавказоподобный.

Но нет, это не он. Тот был тощ и морщинист, как пересушенный финик, а этот… В комнату вбегает фиолетовый от ярости мужчина в трусах и с огромнейшим животом.

– Что ты тут распеваешь? Ну-ка, ну-ка!.. – гремит он.

Я гляжу на женщину, а у неё в глазах торжество.

– Ага, – думаю. – Всё понятно. Сейчас я тебе присвечу…

– Понимаете, – говорю, – слово «человек» обозначает чело, живущее век, а не живот, смердящий сто лет. А живот – не только от слова «жить», но и от слова "животное"…

– А-а! В моём доме! Мразь! Падла! Вонючка! – визжит мужик и бросается на меня.

Я зажмуриваюсь и… ни с места!

– Пропади оно всё пропадом! – думаю. – Или пришибёт, или год безбедно проживу на штрафе от побоев…

Чувствую, ветром обдало – и всё. Мимо проскочил! Сориентировался! Тоже – слава Богу! Открываю глаза. Что такое? Жена с мужем в углу комнаты сцепились.

У телефона.

– Миштару… миштару сюда! – сипит мужик.

Я кидаю картины в коробку и – дёру. Миштара – это полиция, а с ней, как говорил классик, я ввек не разберусь. Впрочем, может, и разберусь, но лучше не надо…

Выбежал я на улицу и по инерции где-то квартала два отмахал, пока не успокоился.

– Шабаш! Сегодня больше не работаю, – думаю.

А сам по той же самой инерции кнопку звонка надавливаю.

– Кто там? – слышу такое трескучее-трескучее.

– Мессия! – ляпаю неожиданно.

– Кто, кто?

– Мессия, мамаша! Собственной персоной!

– Не знаю такую, – скрипит старческий голос, и я слышу, как его владелица к глазку приноравливается.

Но меня уже несёт…

Затыкаю большим пальцем глазок и продолжаю:

– Ну как же так? Освободителя не знать! Иисуса Христа-то хоть помните?

– Нет, – говорит. – Не помню. Вы меня с кем-то путаете.

– Не может быть! – удивляюсь я. – Это Нацерет-Элит?

– Да. А вы кого ищете?

– Да не я ищу, а меня ищут. Ждут моего прихода.

– Как так?

– Да так…

– Ты, наверное, адрес перепутал. Я никого не жду.

Разговорчивая старушка попалась.