Читать «Романс о великих снегах (сборник)» онлайн - страница 182

Только разве от этого плотника дождёшься какой-нибудь сказки-побаски, не говоря уже о песнопениях – даже под рюмочку водки никогда нутром не размягчался. И на это, говорят, были у него печальные причины. Деревню, где жила его семья, дом его родной фашисты во время войны разбомбили – ни кирпича от русской печки не осталось.

– Только один поднебесник остался, – однажды сказал он на девятое мая, на день Победы, когда изрядно выпил за помин семьи. – Только один поднебесник. Болтается на дереве, машет крылом, будто улететь старается. А куда он улетит? Тяжёлый.

Поднебесник-то.

Никто из окружающих не мог уразуметь, о чём это гуторит захмелевший плотник. Вот с той поры за ним и закрепилось это странное прозвище – Поднебесник. Года три-четыре Поднебесник был атаманом в рабочей артели – хорошие заказы добывал в районе, деньги честно делил, без мухлёжки. Мужики стали неплохо зарабатывать, многие уже отгрохали себе добротные дома, и только атаман всё никак не мог определиться, куда ему голову приклонить. Он жил как цыган: где работал, там и спал, устроив перину из кучерявой стружки, пушистой и душистой. А потом Поднебесник нежданно-негаданно отошёл от артели и вскоре совсем потерялся из виду. Говорили, будто он уехал к себе на родину, однако слухи эти не подтвердились; нашёлся тот, кто знал наверняка: Поднебесник в егеря подался, жил в соседней области, которая с недавних пор на картах, да и то не на всех, отмечена была, как Область Великого Высокогорья.

* * *

Труднодоступное это, но очень пригожее место – Область Великого Высокогорья. Зимой туда не протолкнётся ни пеший, ни конный – сторожевые снега надёжно обступили перевалы, облаками облепили всё вокруг. Случайная пташечка сядет, бывало, на такое искристое облако – и тишина в горах сдавленно охнет, чтобы тут же ахнуть и взорваться лавиной сахарно-искристого обвала, стремительно сметающего всё на своём пути – дремучие кедры и сосны трещат как спички, многопудовые валуны разлетаются, будто горох из драного мешка. Зимой там опасно. Да там и делать нечего зимой.

Только весной можно приблизиться к вершине, в начале марта или в конце апреля, когда солнце в горах подобреет, когда смольё на чернохвойниках медово разомлеет. А ещё лучше – в первых числах мая, когда птичьи перепевки разбудят весеннюю тишь; когда серебро снеговья запищит, разрезаясь ножницами золотых лучей; когда синие волны ручьёв кубарем покатятся под берег, ещё одетый льдами, – в эту пору широко и ясно открывается Область Великого Высокогорья. И там, на южном склоне высокогорья, в тишине заветерья, отважный путник может насладиться красотою редкого необыкновенного цветка. Он похож на крохотное солнце, утопающее в лазоревых тучах. Это солнце качается на тонко-изумрудной ножке и неожиданно ярко ослепляет глаза – сердцевина горит чудотворным расплавленным золотом, с которым охотно работают здешние златокузнецы – беспокойные кузнечики стрекочут неподалёку, жужжит и вьётся в воздухе пчёлочка златая, словно бы из песни прилетевшая за тридевять земель.