Читать «Ураган. Последние юнкера» онлайн - страница 147

Красная пехота уже не была прежним красногвардейским сбродом, — все чаще встречались обученные, устойчивые части, умевшие переходить в контратаки.

После боев в районе Торговой дроздовцы и наша бригада 6 июля заняли село Белая Глина, бывшее сильным опорным пунктом красных, прикрывавшим дорогу на узловую станцию Тихорецкая. Дроздовцы, при подходе к селу, ночью нарвались на сильную пулеметную заставу красных и понесли большие потери. Оставленные на короткое время раненые, в том числе и дроздовский герой-полковник Жебрак, были зверски изувечены и добиты. Дроздовцы утром ворвались в село и, так как красные части были в этом районе окружены, взяли много пленных. В память полковника Жебрака и других замученных дроздовцев все пленные были расстреляны.

Корниловцы и мы также захватили в Белой Глине пленных. Комиссаров, матросов и добровольцев из сельских мещан расстреляли, а крестьянских парней решили взять на пробу в свои ряды. Эти парни, в большинстве молодые солдаты-фронтовики, попали частью и в нашу батарею. Бригадное начальство создало из них полк, названный сначала «Солдатским», а после того, как полк себя хорошо проявил, переименовали в «Самурский». Самурцы получили потом старое полковое знамя Самурского полка. Наши новые солдаты из «пленных» оправдали себя полностью и впоследствии перемешались с солдатами-добровольцами из хуторян, примкнувшими к нам при наступлении на Харьков и Курск. Этих первых пленных называли в бригаде «Белоглинские добровольцы».

Главным опорным пунктом красных в этом районе была станция Тихорецкая, и большой маневренный бой вокруг нее продолжался почти три дня (с 13–15 июля). К вечеру третьего дня концентрическое наступление Добровольческой армии заканчивалось… Солнце садилось за полями высокой пшеницы. Наша батарея выходила на окраину хутора, откуда видны были фабричная труба, водокачка станции и сельская колокольня. Казачки гурьбой тащили нам белые пироги с вишнями, мед в кувшинах, густые желтые сливки. Звали нас — «освободители». Тут же вытащили хуторского портного, кричали, что это комиссар, коммунист и «иногородний». Загорелые пластуны, запыленные, покрытые потом, с крестиками за Каре и Ардаган лишь крикнули: «Ах ты, сукин сын! А ну беги, сволочь!» Бледный, трясущийся человек, почему-то в одних носках, сделал прыжок, метнулся в сторону и вдруг, пригнувшись, побежал в сторону пшеничного поля. Вслед ему затрещали выстрелы. Взмахнув руками, он рухнул навзничь.

Кубанцы двинулись цепями к Тихорецкой. Наши орудия стали на открытой позиции перед пшеничным полем, под обстрелом какой-то мелкокалиберной пушки. Началась стрельба. Пластуны не дошли до станции и бежали назад. Их гнал советский бронеавтомобиль, осыпая из пулеметов. Наводчик Третьего орудия Михайлов подпустил бронеавтомобиль на полкилометра и, взяв его в перекрестие панорамы, подбил гранатой. Пластуны тотчас же повернули и пошли в штыки на советские окопы. Уже через полчаса наши пушки втягивались в Тихорецкую.