Читать «Златоуст и Златоустка» онлайн - страница 448

Посидев какое-то время под крышей, Галактикон уходил из кузницы, или из хижины кузнеца. Долго бродил по берегу, в воду по колено заходил, смотрел, как рыбки тычутся в тупые пальцы без ногтей, сбитых о кремнистые подземные дороги. Потом Ацтека навещал «свой» большой валун – излюбленный, имеющий гладкую выемку, похожую на седло. Поудобнее расположившись в этом жёстком седле, странник слушал разговор прибоя, крики чаек; смотрел на дрожащую тонкую нить горизонта; на соседний остров, похожий на голову пловца, едва проступающую из воды. И при этом Ацтека всё время глубоко и жадно дышал, дышал, дышал – надышаться не мог, до смерти истосковавшись под землёй по свежему воздуху, пахнущему ласковым морем, травой, цветами, деревом.

И только после этого – вволю насмотревшись, надышавшись – он душой и телом возвращался к нормальной жизни. На лицо, молочно-бледное, едва-едва глядевшее из моха бородищи, возвращалась улыбка – выныривала откуда-то из-под усов, чтобы с каждой минутою становиться всё шире и все лучезарнее.

К нему возвращалось глухое, чуть хрипловатое слово, намолчавшееся где-то в глубине гортани или в тех неведомых колодцах подсознания, где оно дремало в долгом ожидании минуты, когда его окликнут и призовут. Прокашливаясь, Ацтека начинал «гостинцы раздавать», так он это дело называл – новостями делился: где был, что видел, какими слухами сегодня полнится Земля.

Ребятишки, особенно первое время, пугались этого странного странника, одетого в серые лохмотья. Босые ноги странника были без ногтей – пальцы заросли неровными буграми да кочками, на которые жутковато смотреть. Серебристо-белая, густая борода настолько длинная, пушистая, что он под землёю разматывал бороду и спал на ней, всё равно что на верблюжьем одеяле. Этой бородищей однажды он и подкупил детишек: привязал один конец к дереву, отошёл в сторонку и приглашал детишек покачаться на бороде, как на мягкой шерстяной качалке. Но главное – улыбкой подкупил. Широкая, простосердечная улыбка была у него – обнажались крепкие и светлые зубы, один в один сидящие, как зёрна в молодом кукурузном початке. И чем больше детвора смотрела на эту бесхитростную улыбку, тем меньше пугалась страхолюдного странника. Чуткие детские души скоро угадали в этом страшном человеке родную душу – светлую, почти ежеминутно искрящуюся радостью, какая может быть только в первые детские годы. Улыбка Ацтеки – обворожительная, широкая – даже зверя иногда обезоруживала. А ещё – глаза его, неизъяснимо добрые и нежные – глаза святого или безгрешного ребенка.