Читать «Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы» онлайн - страница 419

Любомир Фельдек

Юноша исчезает, и без вожделенной «слатины-колы», а Пекара задерживает лишенная воображения кассирша, молниеносно подсчитавшая стоимость всех покупок.

— Восемьдесят шесть двадцать.

Только тут Пекар увидел с ужасом гору накупленного товара.

— Прошу прощенья, это мне кто-то подложил из зловредности.

Оставляет покупки в корзинке возле кассирши и бежит к выходу вдогонку за юношей.

Когда Эльвира с портфелем Пекара и термосом вернулась домой со службы на электростанции, за дверьми в прихожей она обнаружила коленопреклоненную фигуру, с трудом надувающую резиновый матрац веселеньких летних цветов.

— Это тот самый Дуланский, — познакомил их Пекар. — Я тебе о нем рассказывал. Он может имитировать любых животных, веселый человек. Дублирует нашу козу…

— Мне-то что, лишь бы она не возражала, — покорно кивнула Эльвира, услышав незнакомое слово.

— Прекрасное животное, — отрывочно забормотал Дуланский сквозь зубы, чтобы не выпустить из матраца воздух. — Слишком замкнута. Очень сосредоточена на владельце. Не может расслабиться. Может быть, в домашней обстановке. Когда узнаю фон. Хочу вникнуть в ее психику. Раскрыть ее «я». Иначе нельзя работать. Иначе ничего не получится.

— А что, для раскрытия психики требуется надувной матрац? — съязвила Эльвира.

— Пан Дуланский изучает нашу козу! — вступился за него Пекар. — Улавливает тончайшие нюансы ее блеянья, чтобы передать любое звуковое проявление ее чувств.

— Я — старой школы. Старый батевец, — начал защищаться от потока похвал Дуланский, так что матрац спустил воздух, — меня учили не только играть, но жить театром. Маленьких и больших ролей нет. Я подхожу к делу не просто как ремесленник. Творческий труд нельзя топить в заученных и застывших шаблонах и жестах. Труд — вот смысл моей жизни, хотя он и каторжный и требует великого самоотреченья. Коза — материя невероятно пластичная и благодарная. Она переросла романтизм и ухватила новую волну.

Наконец-то Дуланский изрек нечто, понятное и для Эльвиры и она может включиться в разговор.

— Может, я из этой новой волны свяжу на рождество тебе свитер. Жалко, что коза не ангорская.

Эльвира ушла в спальню и включила телевизор, который недавно появился в их супружеской спальне. Его зеленый свет проник и в переднюю, где Пекар помогает Дуланскому устроить постель.

— Что дают? Нас там нет? — кричит Пекар Эльвире.

— Нет, поет Грунь.

— Всюду этот… Если что, позови нас.

— Что ты сегодня делал?

— Икру метали целый день.

— Фу! Как не стыдно! — вскрикнула Эльвира и покраснела.

— А что такого? Метали икру, и баста!

— Ты еще погромче повтори, пусть в доме каждый узнает, какой ты дурак. Будь любезен выбирать выражения, я к грубости не привыкла.

— Но мы действительно… — заступается за Пекара запутавшийся Дуланский, не понимая, что возмущает Эльвиру в этом привычнейшем в их мире выражении.

— Вы поступайте как угодно, хоть и с козой, мне-то что, я вас не знаю. Но мой муж не будет дома разговаривать грубо, а вы не будете его к этому подстрекать. Я рада, что он не все просаживает в бумфетах или буфметах, а приглашает приятеля в дом. Но тот должен вести себя в гостях как положено! Эти ваши кадры, плейбеки, постсинхроны, американские детали — все это одно свинство. Сексы, амиексы — называйте как угодно, я прекрасно знаю, о чем речь.