Читать «Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы» онлайн - страница 16

Любомир Фельдек

— Крагуликова или Броускова…

— Я Броускова с молодых лет.

— Ты еще помнишь то время? — с невинным видом переспросила кондитерша.

Тут от пушечного удара задребезжали оконные стекла и полки, и кондитерша испуганно вздрогнула.

— Слыхала? — Броускова назидательно подняла палец. — И не богохульствуй.

* * *

Дед придавал большое значение своему собственному мнению о себе. Но обычно ему недосуг было углубляться в размышления над своими поступками — хватало других забот. Как бы то ни было, до обеда он посещал трактир лишь в случае крайней необходимости.

Но разве можем мы выбирать, когда нам смеяться, а когда комкать в руке мокрый носовой платок! Дед оглянулся, как вероломная жена, пересек улицу, пошел вдоль застекленных вывесок — с программой кинотеатра, призывом охранять животный мир и не выжигать сухую траву, вдоль объявлений о часах работы местной библиотеки и обязательных прививках против бешенства у собак — и не заметил, как остановился перед устрашающей фотографией автомобильной аварии, откуда до дверей кондитерской было рукой подать. Расплющив нос о стекло, на него не отрываясь смотрела парикмахерша, но дед не придал значения этому факту. Несомненно, она высматривала кого-нибудь моложе эдак лет на десять-двадцать и едва ли догадывалась о подоплеке дедовых стремлений казаться незаметным.

Парикмахерша рано утром приезжала неведомо откуда и по вечерам туда же возвращалась. Она носила половинной длины халатик «три четверти» и вынудила не одну женщину из деревни прибегнуть к матриархальному методу для восстановления порядка в семье. Первоначально парикмахерша три дня в неделю обслуживала мужчин, а три дня — женщин. Но так продолжалось до тех пор, пока она не убедилась, что значительное число мужчин жаждет брить свои подбородки чуть ли не трижды в день. Она со своей стороны не имела на это охоты, плевать ей было на их щетину, — чего она и не скрывала.

И она составила продуманное объявление, отведя предобеденные часы по понедельникам мужчинам, а все остальные — дамам, высвободив таким образом время для клиентов, у которых были дела поважнее небритых подбородков. И она стала значительно свободнее, потому что праздники по поводу убоя свиней в этой деревне происходили всего раз в году, а любая женщина, посещавшая парикмахерскую чаще, не без оснований сразу вызывала подозрение.

Наконец вся улица от поворота до перекрестка опустела, и дед вошел в кондитерскую. Набрав побольше воздуха, вздохнул, поздоровался, после чего проскользнул в щель между прилавком и горой коробок и ящиков с лимонадом.

— Что-то ты припоздал сегодня, приятель, — сказала Броускова тем самым аристократическим тоном, который многие годы назад неизменно пробуждал у режиссеров любительских спектаклей надежду, что они на краю славы.

Дед сухо откашлялся.

— Слава богу, что я вообще могу куда-то выйти.

— Это почему же? — участливо поинтересовалась Броускова. — Уж не бросил ли ты случа́ем пить чай из боярышника?

— Внука мне навязали, — вздохнул дед. — Марта подалась на железную дорогу… Она, значит, будет раскатывать по белу свету, а я уж и не знаю, за какие дела раньше хвататься.